Неизвестный Пушкин. Записки 1825-1845 гг.

Я нашла Государя очень красивым, главное, элегантным и величественным; он совсем не старый, но лысый. За ним вошел толстый генерал, пожилой и некрасивый; он шел, переваливаясь с ноги на ногу и потряхивая эполетами. Он тоже поправил волосы, и мы со Стефанией[178] заметили, что он подражал Государю. Он был очень смешон. Александрина говорит, что это генерал Милорадович, отличный боец. Так как она m-lle Raison и lady Sensée (мадемуазель Здравый Смысл и леди Рассудительность [фр.]), то ей нравятся солидные свойства. Я же нашла этого генерала смешным.

Прозвонили еще три раза, и Их Величества пошли на встречу к Императрице Елизавете. Она некрасива, маленькая, худенькая, старше Государя; у нее на лице красные пятна[179]. На ней было надето серое платье с высоким воротом, чепчик, как у старухи, с белыми газовыми лентами, она была в жемчугах и в пунцовой шали. Наша Императрица была декольтирована; на голову она надела перья и бриллианты, на шею бриллианты, она была в прекрасном атласном платье; очень красива и величественна, как и должна быть Императрица на торжествах. Она хотела оказать нам честь.

За Императрицей Елизаветой вошла Сильфида в голубом креповом платье, с бирюзой на шее и в волосах; у нее белокурые локоны. Она хороша, прелестна, высока, тонка; талия у нее как у лилии; она проскользнула точно фея, покачиваясь, как тростник. Императрица-Мать поцеловала ее и сказала: «Шарлотта![180] Я очень тронута и благодарю вас! Вы принарядились для моих деток».

Сильфида поцеловала ей руку. Вместе с ней вошел молодой офицер в красном мундире, очень высокий, очень бледный, очень худой. У него внушительная фигура. Это Великий Князь Николай с супругой; она – дочь красивой и несчастной королевы Луизы, у которой Бонапарт так жестоко раздавил розу (sic). Она спросила его: «Вы не отдадите Магдебург?» Он ответил: «Никогда!»

Мне кажется, что все победители и узурпаторы безжалостны; у них жестокое и злое сердце! Наш Государь очень добрый, он – ангел. Я уверена, что он отдал бы Магдебург! Он вернул на трон французского короля. Мы со Стефанией видели, что Великий Князь носил палатину за Великой Княгиней и все время смотрел на нее. Он, должно быть, очень ее любит.

Так как Александрина старше нас на год, то она все знает. Она говорит, что Императрица Елизавета испортила себе цвет лица тем, что, когда ей было очень жарко, она брала холодные ванны. Александрина еще говорит, что она прекрасно воспитана и что у нее трогательный вид, потому что она всегда грустная.

После этого вошел синьор Кавос вместе с синьорой Каталани; она довольно пожилая и очень смуглая. У нее громадные глаза и большой нос, совсем некрасива. На ней было белое платье с голубыми полосами, точно палатка, на голове – красный тюрбан, как на портрете m-me de Сталь, что у начальницы. Синьор Кавос нес за ней оранжевый шарф и ноты. Каталани сделала три реверанса и попросила Их Величеств выбрать ноты. Им-ператрица-Мать сказала ей: «Все, что вы ни пропоете, доставит нам удовольствие».

Первая ария была Сарджины, кавальере Сальери, со скрипкой и клавикордами. Мне она показалась скучной. После нее Каталани спела арию Цингарелли «Ombra adorata, aspetta» («Обожаемая тень, подожди» [ит.]) очень грациозную баркаролу. «О pescatore dell’onde» («Рыбак и волны» [ит.]) я нашла очень красивой. Под конец она спела тосканскую песню: «La placida campagna»[181] («Тихая местность» [ит.]), самую лучшую из всего, что она пела. Синьор Кавос сказал нам, что хотя у Каталани голос уже не свежий, но она поет со вкусом и мастерством. Голос Б.[182] красивее, но она только ученица. Синьора Каталани – примадонна. Перед тем как начинать петь, она всякий раз говорила: «Если Ваши Величества разрешите, я спою то-то». Потом она спросила, поем ли мы и может ли она прослушать нас. Мы вышли на средину зала, встали в два хора, как в церкви, и спросили, что нам спеть. Императрица сказала: «Мой любимый хор Бортнянского и Fugato Галуппи»[183].

М-me Каталани спросила, сколько лет Б., так как она дает тон; Каталани восхищалась ее голосом. Она также сказала: «Это необыкновенно, что они поют так верно без клавикордов и в четыре голоса. Сколько лет этой девице?» Maman Брейткопф ответила: «Шестнадцать с половиной лет, она в старшем классе».

Младшие (3-го и 4-го отделения, где были дети 6 и 7 лет) тоже одни пропели вечернюю молитву, и очень хорошо. Их поцеловали. Императрица была очень довольна, потому что мы отличились в Fugato, а оно очень трудно. Все наши учителя были приглашены, и аббат де Лош[184], и отец Наумов. Государь разговаривал с ними, спрашивал, любим ли мы физику, катехизис и священную историю. Все классные дамы были в голубых шелковых платьях (форма Екатерининского института). Француженки были приглашены также: мадам де Нагель с Капитолиной, Софи де Вальмон, Дальгейм, Розали де Мейлан, m-lle де Вальш, m-lle де ля Будри, г-н и г-жа де Парис[185]. Все восхищались голосами Давыдовых-Грамон[186].