Неизвестный Пушкин. Записки 1825-1845 гг.

– Я одобряю ваше решение и пророчу вам, что муж ваш уподобится генералу Татьяны, он будет очень вами гордиться.

Я возразила:

– С некоторой разницей, однако, так как Татьяна не любила своего генерала, она любила Онегина, который пренебрег ею.

Пушкин рассмеялся и отвечал:

– Это исторически верно, но теперь я должен вам признаться: когда Смирнов приехал из Лондона, я говорил ему о вас и сказал, что он найдет в Петербурге южные очи, каких он не видал в Италии.

Я прервала Пушкина, сказав ему:

– С каких пор вы говорите мне комплименты, что это за новая фантазия?

Он отвечал:

– Это не комплимент, это истина, и я ее уже высказал в стихах, равно как и Хомяков; вот влюблен-то в вас был человек! Но слушайте до конца. Я сказал Смирнову, что, по моему мнению, вы Татьяна.

Я спросила: в чем я похожа на Татьяну?

Он продолжал свою речь:

– В сущности, вы не любите ни света, ни двора, вы предпочитаете жизнь домашнюю, она более соответствует вашим вкусам. Меня крайне поразила одна вещь: когда вы видели Гоголя в первый раз, вы были совсем взволнованы, говоря о вашем детстве, о жизни, до такой степени не похожей на ту, которой вы живете, и я сказал себе, что вы сумели бы быть счастливой даже в деревне, только вам потребовалось бы несколько умных людей для беседы с вами и множество книг. Вы умнее Татьяны, но вы всегда предпочитаете качества сердца качествам ума, я вас много изучал, но со вчерашнего дня я вас хорошо знаю. Я знаю также всех тех, кому вы отказали, это были так называемые выдающиеся партии: С. Ж., И. В., И. М., А. Д., С. П., кн. О. и много других хороших партий. М-mе Карамзина мне часто об этом говорила, она вас очень любит и очень любит Смирнова, она знала его родителей. Я вас очень уважаю за то, что вы отказывали очень блестящим женихам, потому что вы не имели к ним симпатии и слишком прямодушны, чтобы лгать. Вообще люди женятся так легкомысленно, забывая, что это на всю жизнь. Поверьте мне, я не разыгрываю проповедника, я на это не имею никакого права. Но, в качестве друга и с глазу на глаз, я позволяю себе высказать вам это, со всею искренностью и откровенностью. Я уважаю Смирнова, это джентльмен, у него много сердца и деликатности, и я очень доволен вашим решением. Оно заставило себя ждать, он был в отчаянии, а я ему говорил, что великое счастье напасть на женщину, которая выходит замуж не для того, чтобы чем-нибудь кончить, но чтобы начать жизнь вдвоем.

Я была очень тронута всем, что Пушкин мне сказал, я благодарила его за его всегда верную дружбу и сказала ему:

– Смирнов вас так любит, он мне говорил, что он никого так не любил в своей жизни; он очень сожалел о Сен-При, он был с ним очень дружен, его трагическая смерть его страшно огорчила, но к вам он питает особые чувства, у него к вам какая-то нежность. Он также гордится вами из патриотизма.

Мне показалось, что Пушкин был этим доволен. Затем он мне сказал:

– Вы по-прежнему будете вести свои заметки, обещайте мне это, и когда мы состаримся, мы перечтем их вместе[279].

Я обещала. После этого он мне сказал:

– Я буду нескромен: почему вы отказали моему другу Жуковскому, будьте откровенны, к тому же он сам мне говорил об этом, он рассказал мне, что вы не пожелали выйти за него замуж, и я даже видел ваше письмо, оно было очень мило.

Я была несколько смущена, но наконец сказала:

– Раз Sweet William выбрал вас своим поверенным…

Пушкин прервал меня:

– Он и многие другие известные вам.

Я продолжала:

– Что ж, это совершенная правда, у меня была такая сильная, братская дружба к Жуковскому, что мне было бы невозможно выйти за него замуж; я думаю, что это лучшая из причин, постарайтесь понять меня, мне кажется, что понять это так легко!

Пушкин ответил мне:

– Причина отличная и крайне важная. Вы знаете, что дружбу зовут: любовь без крыльев. Не следует из этого выводить, что всякая любовь должна улететь, но она реет над землей! Любовь еще может превратиться в дружбу, но дружба не превращается в любовь, по крайней мере таково мое мнение. Любовь – симпатия особого рода и часто без видимой причины. Дружба вызвана причиной, которую можно анализировать. Жуковский говорил мне, что со времени вашего отказа вы стали еще большими друзьями, это делает честь вам обоим. Он вам совершенно предан, у него небесная душа, у этого Жуковского.

Тогда и я сказала:

– Да, хрустальная душа, он гораздо лучше меня.

Пушкин воскликнул:

– А я-то, вы обо мне и забыли! Всякий раз, как мне придет дурная мысль, я вспоминаю о нем и спрашиваю себя: что сказал бы Жуковский? И это возвращает меня на прямой путь.