Неизвестный со станции Титлин

Станция была поднята на уши, и волнения уже невозможно было успокоить. Переход на резервные генераторы, перестрелка в одном из испытательных ангаров, вынос оттуда тел просто не смогли скрыться от посторонних глаз. Весть о том, что произошло какое-то чрезвычайное происшествие, оказалась не в состоянии просто просочиться сквозь фильтры в уши титлиновцев, как нечто само собой разумеющееся, вроде внезапных учений. Правда, о том, что произошло на самом деле, знали далеко не многие. Конкретика для многих оставалась загадкой. И все же по Титлину ходили волнения, грозящие плавно перерасти в панику. Это был один из основных вопросов на повестке дня на собрании, которое проводилось в медотсеке станции.

Собственно, на него и попали все, кто оказался невольным свидетелем, и станционный врач.

– Вижу, Ифран, ты, наконец-то, поверил, – протянул Акайо, когда Геджани подошел к клетке с инопланетянином.

Пришельца решено было посадить под замок в клетку для опасных хищников, на которых, навлекая на себя гнев «Зеленых Богов»26, иногда проводились опыты. Клетка не такой, чтоб уж очень большой, барьер – полтора на три метра. Военные аккуратно запихнули туда пришельца, а станционный врач Семен Викторович, которого все, даже иностранцы, звали дядя Сема, перевязал его раны, пока тот был в полнейшей, насколько они могли судить, отключке. Перевязать удалось поверхностно, конечно: бинты и вата, чтобы остановить кровотечение, если апельсиново-бурую густую слизь можно было назвать кровью. Честно говоря, они не были уверены, что существо еще не умерло, но решили все-таки сделать какие-то попытки для его спасения.

Геджани промолчал и снова оглядел тело, которое он осматривал уже не в первый раз и постоянно косился на него, находясь в медотсеке. Пришелец был гол, во всяком случае, так казалось. Его кожа была эластичной, гладкой и как бы глянцевой, как будто он только что вылез из воды. Она меняла свой цвет и местами даже текстуру в зависимости от освещения, но, в общем, нигде не выбивалась за рамки оранжевого и коричнево-зеленого цвета, который, вероятнее всего, светлел в самых нежных местах. У него были две руки и две ноги: что удивительно пятипалые, правда, противостоящим был не только большой палец, но и указательный. Ладони были покрыты мизерными присосками светло-зеленого цвета. Худые, как у хипстеров27 в зауженных джинсах, длинные ноги, в отличие от рук, имели всего лишь три огромных пальца, один из которых был развернут от двух других на сто восемьдесят градусов и покоился на пятке. Тело пришельца было похоже на знак вопроса: оно сужалось у талии и расширялось, подходя к плечам, и, если смотреть в профиль, напоминало спину человека с самым зверским в мире сколиозом. Фактически его горб чуть возвышался над головой, а та, в свою очередь, была сильно выпячена вперед. Она была непропорционально, для человека, конечно, большой. Нижнюю ее часть пересекал широкий жабий рот. Носа не было и в помине, а вот глаз оказалось целых три. Они были прикрыты светло-коричневыми веками. Ни волос, ни зубов, ни половых признаков у существа не было.

Геджани, наконец, оторвал взгляд от пришельца.

– Нам нужно решить некоторые проблемы, – проигнорировал он вопрос Инитаро.

Все замерли в ожидании. Ифран был главным на станции, а такая иерархия подразумевает и повышенную ответственностью. От его дальнейших действий зависели огромные деньги, а, возможно, даже и жизни. Геджани на секунду запнулся, мысленно перечисляя каждого, кто волей случая попал в его совещательный штаб.

Кастор, Инитаро и Мастерсон являли собой довольно разношерстное и разновозрастное трио, но при всем при этом один, а возможно даже двое из них приняли непосредственное участие в произошедшей проблеме. Остальные же были свидетелями, которых лучше пока не выпускать к остальным обитателям станции. Смирнов – он теперь их защита, которая, в любом случае, в курсе того, что творится на станции. Смирнов – своеобразная оппозиции мирного решения проблемы. С десяток его солдат, многие из которых ранены или напуганы, тоже стали свидетелями столкновения и их место теперь было здесь. Ольга Ласкис. Поначалу она забилась в угол и постоянно плакала и истерила. Ее с трудом нашли в одной из мастерских, она сидела с ножом под одним из верстаков. Понадобилось немало усилий, чтобы ее оттуда выкурить. Профессор Кастор попытался ее успокоить. Более или менее это удалось. Теперь она просто молча сидела, вперив взгляд в одну точку. И, наконец, Хартли и Корвин. Эта парочка не так проста, как Геджани казалось в самом начале. Хартли сидел, обхватив голову руками, а Корвин полулежал на одной из коек. Его плечо было перебинтовано, а в организме уже бултыхалась изрядная доза обезболивающего. На соседней койке расположился Игги. Он спокойно спал сном младенца – виват успокоительному.

– Что с моим сыном? – спросил Хартли, не дав индусу начать следующую фразу.

– Он в безопасности, – ответил на его вопрос Смирнов. – Мы сопроводили его и остальных людей в релаксационный зал.

– Это не самое безопасное место для моего сына…