Его тело заживало практически мгновенно. Почти наверняка, когда он спал, пришелец проводил какие-то манипуляции с его ранами, но Корвин не был уверен, что хочет знать какие именно. К тому же, эти манипуляции реально помогали: ожоги постепенно перешли в легкие красноватые пятна, после чего практически исчезли совсем, оставив лишь чуть более темный след на коже. Корвин думал, что они сойдут окончательно после первого загара, прячась под качественной природной шпатлевкой. С пулевым отверстием все обстояло чуть хуже: шрам все-таки остался, однако, он оказался практически не заметным, и его скорее можно было отнести к легким хирургическим надрезам скальпелем, чем к сквозному пулевому ранению. Несмотря на патологическую усталость и временную послеболезненную немощь, он понимал, что на ноги поднимется гораздо быстрее, чем, если бы он лечилась даже в дорогостоящей больнице.
Пришелец, время от времени, куда-то уходил, оставляя ослабленного Корвина наедине с самим собой. Но быстро возвращался, иногда даже что-то с собой приносил. А ночи он вообще предпочитал проводить снаружи. Корвин считал, что у него есть некоторое пристрастие к лунному свету. Вряд ли он встречал других людей. Место за пределами стен комнаты, насколько мог судить Корвин из ее нутра, было непрошибаемо безлюдно. Но у пришельца тот ничего не спрашивал.
Поначалу Корвин почти не разговаривал с ним. Они были словно незнакомые соседи, живущие на одной лестничной площадке, но то ли стесняющиеся, то ли брезгующие сделать первый шаг к знакомству. Но постепенно они начали обмениваться односложными фразами, потом маленькими диалогами. Корвин не мог с точностью понять, кому эти разговоры даются сложнее: ему или его новому знакомому с другого конца Вселенной. Но любопытство и интерес к внешнему миру, к которому он не мог добраться, пока был без сил, взяли вверх.
– Как ты меня спас?
– Физиология.
– То есть?
– Как у тебя получается быстро бегать?
– Ты просто быстро бежал? Ты обогнал время срабатывания мин… обогнал огонь…
– Я ускорял процессы, протекающие в моем теле. Для меня время начинало течь несколько по-другому. Оно как бы замедлялось, давая мне больше пространства для действий. Мины оказались слишком медленными.
– И так может каждый из вас?
– А каждый из вас может быстро бегать?
– Каждый по-разному.
– Ты ответил на свой вопрос.
– Почему ты рухнул на землю, когда добрался до силового поля? Ты сдался?
– Я устал. Это энергозатратный процесс, сопровождаемый болью, если переборщить.
Корвин вспомнил, как болят мышцы после хорошей пробежки, как на язык попадает металлический привкус, будто бежишь со стальной гайкой во рту. Наверное, это было чем-то похожим.
– Почему твои соплеменники не делали так, когда преследовали меня?
– Они потеряли рассудок. Простой физиологии, которая у них еще осталась, тут мало. Тут нужен чистый рассудок. Этот процесс связан с мозговыми процессами, с разумом, концентрацией. У них ничего этого нет. У них есть только ярость, которая толкает их к деятельности.
– А зачем ты меня спас?
– А зачем ты выпустил меня из клетки?
– Ты был не такой, как они – ты не желал крови.
– Ты ответил на свой вопрос.
Корвин задумался. Они были во многом похожи. Он не мог этого отрицать. Как и не мог отрицать того, что пришелец его одновременно пугал и очаровывал.
– Что с тобой произошло?
Пришелец несколько секунд молчал. Он повернулся к грязному запотевшему окошку, которое выходило на лес. Собственно говоря, все окна выходили на лес. Пришелец каким-то образом нашел заброшенную сторожку среди непролазной тайги. Корвин даже не был уверен, что где-то рядом есть населенный пункт или хотя бы один живой человек.
– Приблизительно то же, что и с тобой, – наконец, ответил он.
115.
Он рассказывал монотонно без эмоций, словно сонный диктор утренних новостей. Его голос пронизывал Корвина насквозь, возбуждая нейроны его мозга ярко и отчетливо представить всю картину целиком.