Король говорил, не глядя на собеседника, он смотрел на розовое закатное небо и словно видел там то, чем делился с гондорцем.
– Когда-нибудь по Андуину поднимется корабль и подойдет к Белому Городу. И на его знамени будет Древо. Семизвездье. И Корона. Это будет. Это не мечта и не надежда. Это то, ради чего мы живем. Ради чего гибли наши близкие. Ради чего мы посылали на смерть и снова пошлем, если понадобится. Это то, ради чего мы расстаемся сейчас.
– Да, государь.
Аранарт кладет ему руки на плечи, старый полководец отвечает тем же… и только сейчас замечает, что арнорец ниже его почти на полголовы. Сколько месяцев рядом, а внимания не обращал. Считал его огромным, как дед.
Вот так думаешь, что знаешь человека, а не видел в нем самого простого.
Хорошо, успел заметить в последний миг.
Они упираются лбами – словно два оленя сцепились – и стоят так какое-то время.
Волны прилива ударяют о скалы.
Море ждать не будет.
Долг ждать не будет.
Пора.
Они расцепляются и, коротко кивнув друг другу, идут прочь. Один на корабль, другой в гавань.
Сходни убраны, на корабле засвистели дудки, распустились паруса… великолепная громада двинулась вслед зашедшему солнцу.
Мелкие суда, словно утята за матерью, пошли следом.
…сумерки заканчивались, скоро ночь.
Аранарт смотрел в небо над Мифлондом.
Тишина. Неподвижность. Только две чайки кружат, выясняя какие-то свои птичьи дела.
Часть 3
«…называй меня Бродягой»
Именно здесь он создал основы грядущей легенды, где беспощадность к себе и другим была помножена на удачу.
Звезда Элендила
– Все собрались, – сказал Хэлгон, входя. – Ждут тебя.
– Хорошо, – медленно ответил дунадан.
Он стоял у окна, держал в руках Звезду Элендила, держал бережно, словно это был цветок яблони. Нолдору показалась, что Аранарт вслушивается пальцами в сияющий хрусталь… так делали многие эльфийские мастера, решая судьбу найденного камня. Впрочем, нет: мастера не решали. Они
Странное и несвоевременное сравнение. Аранарт не мастер. А даже будь он лучшим среди эдайн ювелиром, вряд ли он стал бы переделывать реликвию, которой без малого две тысячи лет.
– Да, идем, – проговорил он так, будто нить перерезал.
Расправил волосы, надел Звезду.
– Ровно?
– Ровно, – кивнул Хэлгон.
Они вошли в большую залу. Здесь были все, кроме тяжелораненых и, вероятно, женщин, оставшихся при них.
Было тесно. Для бесед или для танцев строили фалафрим этот зал, Хэлгон не знал, но, видя любовь морских эльфов к простору, понимал, что зал был рассчитан не более чем на десятую часть от числа тех, кто пришел сюда сегодня.
Так тесно. Весь Арнор – в одном зале. Вот все, кто дышит друг другу в плечо сейчас, – они и есть Арнор.
…всё, что осталось.
Скипетр Аннуминаса лежит в открытом ларце. Не берешь в руки? Правильно… со скипетром надо не стоять, как сейчас, а на троне сидеть. Во дворце. Или хотя бы в кресле. В доме.
Хотя бы в доме… Своем доме.
– Вы понимаете, – Аранарт говорил, чуть подняв голову, и голос его эхом отражался от углов высокого потолка, – что мы не можем долго злоупотреблять гостеприимством эльфов. Мы должны покинуть Мифлонд. И каждый должен решить для себя, куда он уйдет.
«Каждый для себя»?
– Артедайна больше нет. Форност нам теперь не дом. А Король-Чародей, как вам известно, не уничтожен. И если мы вернемся в любую из крепостей Северного Всхолмья, наш враг в конце концов узнает об этом, и нас ждет новая война. Сомневаюсь, что эльфы будут рады спасать нас снова и снова. А самим нам – не отбиться.
Аранарт говорил отчетливо, громко и бесстрастно. Видно было, что это – давно обдуманные слова.
– Есть разумный путь: признать свое поражение и уйти на юг. Это не бегство. Кто знает, что ждет Гондор? Мордор, Харад, Умбар – сейчас они не опасны, но надолго ли это затишье? Возможно, путь в Гондор – это шаг к новой битве, достойной отважных и, хочу верить, победоносной.
«Ну, судя по твоему тону, ты придушить готов тех, кто пойдет на эту достойную победоносную битву».
– Но есть другой путь, – Аранарт сжал кулаки. – Вернуться в Арнор. Не для того, чтобы его возродить. Мы не сможем сделать этого!
На какое-то мгновение Хэлгон увидел перед собой Феанора.
Не было ничего общего с той тирионской ночью и склоном Туны в рыжих отсветах факелов, с сыном Финвэ, стоявшим где-то там, на такой высоте, что звуки его голоса терялись, и слушать его можно было лишь сознанием, с пламенным призывом «Мы пройдем!»… и этот зал, где уцелевших эдайн принимают из милосердия, серое небо и шум моря в широких арках, и молодой вождь, твердо говорящий «Мы не сможем».
Хэлгон не думал, что его сердце снова забьется так, как в юности. В той юности.
Он понял, что пойдет за Аранартом куда угодно.
И слово, данное Арведуи, уже совершенно не при чем.