Сколько лет было тебе, Последний Князь, когда ты впервые пережил то, что сейчас открылось твоему сыну? когда близость смерти дохнула тебе в лицо не смрадом и тленом, а любовью к миру? и к людям – любовью к достойным и жалостью к заблуждающимся? Ты черпал и черпал силы из этой любви, ты дорожил всем, что видел, и всеми, кто окружал тебя. Тебе не нужен был ни рассвет над туманом, ни звездное небо, ни эти северные сполохи, чтобы очистить душу от пыли сиюминутного. Твоя смерть шла рядом с тобой, и ты жил чистым.
Чистым – каждый самый обычный день.
Мороз держался – и держал их в палатке.
Многие дунаданы говорили, что слышат какой-то странный не то шепот, не то тихий треск, когда выходят наружу. Что это такое, не мог объяснить даже Хэлгон, но Аранарту стало спокойнее от таких рассказов: значит, той ночью с ним не случилось ничего, чего ни могло бы быть и с любым другим. Если это что-то неизвестное, неудивительно: сюда не заплывал никто и никогда. Если же это чудо – оно одно на всех.
Близки воды Эккайи.
Рассказывал только Хэлгон. О разных плаваниях с Аллуином, о том, как ходили у Хэлкараксэ (детская прогулка по сравнению с этим дрейфом!), а потом Король сказал: «Расскажи, как ты пришел сюда. Уже ведь, наверное, можно».
– Ты хочешь узнать, как мы миновали границу Зачарованных Морей? Я отвечу честно: не знаю. Это знает Аллуин, наверняка знают маги, может быть – Глорфиндэль. Моим делом был весло. Когда я почувствовал, что море вокруг стало совсем другим, я понял, что оно уже давно изменилось, просто я не заметил этого.
– И всё-таки, прошу, расскажи.
Хэлгона никто и никогда не связывал обетом молчания. Да и некому было это сделать, ведь нолдор ни у кого не просил дозволения покинуть корабль сына. И всё же он заговорил об этом первый раз за всю тысячу лет. Нет, не страх кары связывал его язык. Просто это была не его тайна, и нарушить ее было бы поступком не менее дурным, чем воровство.
Но сейчас, Аранарт прав, им уже можно всё. Они выбрали смерть в этих водах, и рассказ о том плавании, быть может, приблизит их к неведомому, что они надеются обрести.
Он говорил, говорил и говорил.
Раньше они назвали бы это жутким морозом, теперь они говорили «Потеплело». Исчез непонятный шепот, стало можно дышать… даже снова бороться можно! Мужчины с наслаждением разминали мышцы, уставшие от бездействия. Только Хэлгон не принимал в этом участия, бродил в одиночестве, осматривал трещины и думал о своем.
Как долго они живы! Уже месяц, как они в Гурут Уигален, а вот целы, и их не-корабль пока прочен, не сильно уменьшился в размерах, а торосы делают его волшебнее иного эльфийского замка. Всё это, конечно, кончится скоро и ужасно, но пока-то мы плывем. Будем жить и радоваться.
Аранарт догадывался о какой-то особой, ни на что не похожей радости своего друга: то ли по развороту плеч, то ли по его походке… любопытство пересилило, и Король пошел спросить.
Нолдор ответил с сияющими глазами:
– Понимаешь, когда я выйду из Мандоса, то придется перерисовывать все карты…
– Тот остров?
– Что остров! Остров мелочь, остров – клякса с пера! А вот то, что мы теперь знаем, где затухает Гурут Уигален, мы можем нанести это течение всё, от его могучих потоков на западе до самого конца здесь… только его малая часть остается неизвестной, и там, конечно, может отходить к северу еще один рукав, но…
– Хэлгон. Повтори, что ты сказал.
– Что мы прошли Гуру…
Смысл собственных слов дошел до него.
Застыв, он смотрел на Короля, словно у него спрашивая, не ошибся ли сам.
Аранарт точно таким же взглядом смотрел на эльфа.
– Нас. Несет. К. Западу?
– Лучше. К юго-западу.
– Я зна-а-ал, – сотряс льды рык Арамунда, – что нельзя было высаживаться на тот остров!!
– Ах ты знал?! – в счастливейшей из яростей закричал на него нолдор. – А кто, кто нас хотел туда отправить?!
– Так не отправил же!
– А кто пытался?! Скотина ты арнорская бессердечная!
Из Хэлгона сыпались все ругательства, которых он наслушался от Голвега за эти годы (богатый запас!), а Аранарт так и вовсе отвечал тем, что еще с детства выучил у раненых воинов; дунаданы, заслыша жуткую брань, сбежались… и едва поняв, почему эти двое осыпают друг друга страшнейшими из оскорблений, присоединялись, в пьянящем восторге костеря Короля, эльфа, льдину, течение и весь прочий Север.
Испуганные медведицы уводили медвежат подальше от такого безобразия. А слышно было далеко и хорошо.
Они понимали, что освобождение из Гурут Уигален не означает спасения. О надежде на Кирдана знал, как и раньше, только Аранарт, и чтобы хотя бы попробовать дозваться Корабела, надо, чтобы льдина прошла весь обратный путь… только теперь их не будет нести течение, теперь они во власти ветров, а спасительный путь на запад их ждет лишь в тихую погоду. И любой ветер, даже самый попутный, означает новые торосы и трещины.
Смерть не отошла от них. Она, пожалуй, сделала шаг вперед.
И всё же – они вырвались из пасти подводного монстра, поглотившего Последнего Князя. Умрут – так в своих, человеческих водах.