Некоронованный

Интересно, их командир – тоже потомок Элроса? Любопытно было бы счесться родством. Нашлось бы, о чем поговорить. Но в плен его не взять… жаль.

Ладно, пора заканчивать. И так слишком много напрасных смертей, пока он вспоминает прошлое.

…как мало изменился стиль боя за три тысячи лет. Странно.

Чтобы закончить эту битву, надо сразить всего лишь одного. Крик назгула на тебя не действует, но ведь можно и иначе? Ты ведь услышишь меня, родич?

Что значит твоя отвага сейчас, когда твоя страна обречена? Ты доблестен, я признаю, но пройдет год, два – и от твоего народа не останется никого. Одни падут от оружия, других убьет холод.

Отвага хороша тогда, когда ты точно знаешь: будет кому спеть о твоем бое и будет кому послушать. Даже если споют не о тебе.

Никто не споет.

Посмотри в глаза правде.

Эта зима была холодна, следующая будет холоднее. А потом придет третья… вы прячетесь от меня в горах, но я не буду вас искать. Мне это не нужно.

Ты бы, наверное, отдал всё, чтобы выведать мои планы. Вот, я раскрываю их тебе. Какие тайны меж родичами?

Мороз. Снег. Ветер.

Только снег и ветер.

Только снег…

– Нет!

Он лжет.

Он говорит правду, но лжет.

Биться. Биться и кричать. Кричать, как раньше.

Не выйдет. Сил нет.

Он лжет.

Нельзя умирать, поверив назгулу. Нельзя.

Только снег и ветер… нет! Не может быть!

И тут, словно нежное, участливое касание, от которого боль отступает, – самым теплым из воспоминаний, самым дорогим, что было в его уже почти закончившейся жизни: взгляд его Линдис, его Лучиэни, в те безумно-счастливые дни, когда они словно перенеслись в Первую эпоху, и неважно, что он был Сауроном, у них был один восторг на всех, одно восхитительное безумие на всех, а что – Саурон, без Саурона в «Лэйтиан» не сыграть… и она, чудом отпущенная отцом с ними, она, его Лучиэнь, в нарушение всех известных текстов вышедшая против него сама… он не помнил, что она говорила, и послушно дал Хуану повергнуть себя, он видел тогда только одно: ее глаза, сияющие таким светом… каким, наверное, они и сияли у ее прародительницы.

– Нет?

Но этого просто не может быть.

Будь здесь эльф, это было бы понятно. Было бы неприятной, но понятной неожиданностью. Но адан не может быть сведущ в Песнях силы!

Это невозможно. Надо перестать быть человеком, чтобы научиться этому.

Жаль, что его не взять в плен и не спросить: как?! Но он ранен несколько раз, пока не чувствует, но прекрати он биться – и всё.

Как же он сумел? Кто научил его? И не узнать… жаль.

Сам.

Спустился с холма и скачет сюда. Добить нас.

Можно ли его сразить?

Нет. К несчастью, нет.

Если Саурон нашел способ одолеть человеческую смерть, то это смерть не только от старости, но и от раны. Назгул неуязвим.

А вот его конь… лучший из лучших ангмарских коней. С незримыми крыльями.

Прямо сюда скачет. Тем лучше.

Тебе нужна моя жизнь. А мне – жизнь твоего коня. Чтобы ты больше не покрывал путь трех дней за один рассвет. Или где ты там был ночью.

Спасаешь от нас своих ангмарцев? Ничего, когда они расскажут тебе про отступивших, когда ты поймешь, кого ты уже никак не догонишь, потеряв время на бой с нами… скольких ты казнишь тогда? казнишь, или я о Темных ничего не знаю.

И сам не настигнешь.

Потому что не будет у тебя скакуна.

Моя жизнь – за жизнь твоего коня. Ты проиграл, Моргул. Сегодня ты проиграл войну.

У Тома Бомбадила

– Нет, – сказал Хэлгон, – мы не к мосту. Перед рассветом мы пересечем Тракт и пойдем на юг.

– Куда?! – не понял следопыт. – Там нет дороги, там Вековечный Лес!

– Именно.

– Эльф. Ты сошел с ума? Ты хочешь вести нас туда? – дунадан был так изумлен, что именно спрашивал.

Искренне надеясь услышать «нет».

Аранарт холодным взглядом смотрел в темноту. Заполучить его в союзники не было ни единого шанса.

Нолдор проговорил так тихо, что приходилось напрягать слух, чтобы разобрать его слова:

– Я дал князю слово, что наследник останется жив.

Тишина. Так тихо, что слышна вода Барандуина.

– Я учился у Владыки Оромэ и ходил в Нан-Дунгорфебе. Со мной в Вековечном Лесу безопасно.

– Да я скорее в брыльский трактир пойду прятаться, чем туда сунусь! – Голвег шептал, но по тону это был гневный крик.

– Иди в трактир, – равнодушно ответил нолдор.

В другой час это стало бы шуткой или насмешкой, но сейчас Хэлгон был столь же бесстрастен, как оцепеневший Аранарт.

Голвег резко выдохнул. Больше возразить нечем.

В глухой предрассветный час подобрались к Тракту. Спрятались за кустами. Тихо.

Голвег искоса посматривал на принца. Безучастный ко всему на привалах, в походе он был настороженным хищником. Утраты заглушили его чувства – но не чутьё.

Хэлгон чуть кивнул – и все трое быстро и беззвучно перебежали дорогу.

Снова кусты.

И темная стена Леса вдалеке.

И сумасшедший эльф впереди. Все эти нолдоры, если верить преданиям, один ненормальнее другого…

Они перешли полосу подтопленной земли, обогнули кипы кустарниковой ивы, похожие на густо заросшие пригорки. Теперь их с дороги не увидели бы, будь сейчас ясный день.

Хэлгон остановился.

– Слушайте меня.

Голвег не подозревал, что этот неприметный эльф способен приказывать.