Некоронованный

– Что не так? – спросил за всех Бердир.

– Они ждали нас почти год, – терпеливо стал объяснять Аранарт. – Они заслужили праздник. Им он нужнее, чем нам. И чем медленнее мы пойдем, тем больше народу успеет собраться…

Он обвел их взглядом и договорил:

–…на свадьбу.

Замолчал, не желая вслух признаваться в своей слабости. А его нетерпение – это, конечно, слабость.

– То есть сказать Голвегу, что свадьба будет прямо в день нашего возвращения? – уточнил Хэлгон.

– Именно.

Бердир усмехнулся: дескать, неймется же тебе! Но предпочел промолчать.

– Так что пойдем не спеша, – подвел черту Аранарт. – Через месяц, день в день, будем там. Большинство добраться успеет. А меньшинство к самой свадьбе опоздает, но мы ж не сразу оттуда уйдем. Неделю-другую пробудем.

– Так что месяц предлагаю провести в молчании, – заметил Сидвар. – Чтобы язык отдохнул перед суровым и непрерывным трудом.

Дунаданы рассмеялись.

– У тебя самого это не выйдет, – хмыкнул Рибиэль.

– Делите мой мешок, – сказал Хэлгон. – Я прямо сейчас и пойду.

Схрон на Черноряске был местом, где сходились пути всего дунаданского севера – и дозоров, и поселений; так что передать весть туда означало, что через неделю-другую это будут знать сотни и сотни людей. А если поторопиться, то… в общем, все, кто захочет успеть к свадьбе, отлично доберутся даже из этой дали. О свадьбе в день возвращения Хэлгон предпочел тактично промолчать, хотя толку с того молчания: придут – узнают. Ну вот пусть сперва придут. А он пока скажет с самым равнодушным лицом: на третий день новолуния.

И – к Голвегу. Во весь дух. Это ж сколько народу ему принимать… как говорят люди, с ума сойти! Три недели, чтобы подготовиться, – это совсем немного.

Нолдор то шел стремительным шагом, то переходил на легкий бег; пара горстей орехов вечером на медленном шаге, а дремать у дозоров, куда зашел передать радостные вести. У Голвега отдохнет.

И на восьмой день к ночи он добрался до пещеры давнего товарища. Поселок о госте узнает утром.

Они ужинали – в смысле, Голвег и Риан. Перебралась к нему, значит? Неудивительно.

Нолдор задел что-то из утвари, чтобы они обернулись.

На главный вопрос отвечала его улыбка.

Жив. Цел. Возвращается. Послал вперед.

– Вернул? – спросил Голвег.

– Скоро? – Риан не заметила, что уронила ложку.

Кивнуть с радостным видом. Просто и понятно. Слова иногда – такая лишняя вещь.

– Через три недели будет. И свадьба в тот же день.

Голвег недоуменно посмотрел на нолдора, безмолвно спрашивая, не оговорился ли тот и не ослышался ли сам.

– В тот же, именно, – кивнул Хэлгон.

– Он… – старый воин набрал в грудь воздуху, но замер. Говорить при Риан как-то не стоило.

– Он так решил, – тон Хэлгона успокоил бы рассерженного коня.

Голвег медленно, одна непроизнесенная фраза за другой, выпустил воздух.

Надо было говорить о чем-то другом.

– Ты голодный небось?

– Устал. Есть не хочу, горячего выпью.

Риан поставила перед ним кружку какого-то отвара и, глядя на эльфа глазами в пол-лица каждый, спросила:

– Он… говорил что-нибудь обо мне?

– Ты бы хоть глоток ему дала сделать, – укоризненно заметил Голвег.

Она послушно замерла: испуганное беззащитное дитя.

Матушка? Любой из малышей, которых она растила, был увереннее и сильнее, чем она сейчас.

Вот да, женат не был, а дочкой обзавелся… и как ее этому зверю отдавать?

Хэлгон допил, отставил кружку, заговорил осторожно:

– Госпожа моя…

Риан чуть вздрогнула: она не привыкла к такому обращению. Ну, это у нее впереди.

– …я не знаю, что тебе отвечать.

Голвег и не подозревал, что эльф способен на настолько бережный тон. Словно открытую рану перевязывает.

– Госпожа, я хочу, чтобы ты поняла. Тогда он потерял всех, кого любил. Всё, что любил. И он запретил себе любить. Кого бы то ни было. Что бы то ни было. Он словно одел свое сердце в стальные гондорские латы. Без этого он бы не выжил. Без этого он бы не вывел нас в эту жизнь.

Риан молча кивнула.

– Говорил ли он о тебе? Нет, ни слова.

О единственном разговоре на льдине Хэлгон предпочел промолчать. Кто знает, что вообще собирается Аранарт рассказывать про льдину?

Риан снова кивнула.

– Но, госпожа моя, его поступки говорят больше слов. И не только свадьба, которую он не желает отложить и на день. Он… у него есть для тебя подарок. Что это – я не скажу, не моя тайна. Но ты поймешь: он думал о тебе. Не скажу, что тосковал: он запрещает себе любые чувства, если они не касаются дел страны. Помнил, думал, и скрывал это от самого себя, а от нас – тем паче. Только дела не скрыть.

Риан молчала и, казалось, была готова расплакаться: не от обиды, а от волнения.

– Сердце в латах… – мрачно проговорил Голвег. – Я ему сказал ровно те же слова о Фириэли.

– Я почти не видел ее, – ответил эльф, – но верю.

– Арведуи когда-то помог ей снять их… – сказал старый воин со вздохом. Обернулся к Риан: – Помоги и ты ему, деточка. Он когда-то был мягким и добрым. Сейчас… да что говорить, не веришь, что когда-то был похож на отца!

– Он выжил, – тихо возразил Хэлгон. – А Арведуи погиб. Иногда остаться в живых труднее, чем доблестно пасть.