Некоронованный

– Только одно из них. Но у наследников с возрастом всегда всё не как у прочих, даже братьев.

– То есть?!

Гэндальфу казалось, что он слышит чуждое наречие, где значение каждого слова ясно, но смысл фразы ускользает.

Король опустил веки, подтверждая: ты всё понял правильно.

– Ты сказал: ему нет десяти!

– Да.

– Сколько было тебе, когда ты убил первого врага?!

– Мне было семнадцать. И у меня был рудаурец. Орка убить проще. И, уверяю тебя, Арахаэль взрослее, чем я был тогда.

– И ты называешь мирной жизнью это?!

– Да, – совершенно серьезно ответил Король, – именно это я и называю мирной жизнью. Потому что я помню глаза моей матери, когда она провожала меня в тот рейд. И я видел глаза Риан, когда она провожала Арахаэля, зная, что он не просто идет в дальний дозор, но туда, где видели орков. Нет, Гэндальф. Мир от войны отличается не числом убитых врагов. И не возрастом, в котором наследник может сказать «я стал воином». Мир от войны отличается глазами матерей, которые провожают своих мальчишек в их первый серьезный поход.

– Кхм!

– Скажи мне, что я неправ.

– Но он ребенок! – сверкнули глаза мага.

– Он не ребенок, он наследник. Со мной отец обращался тоже вдвое суровее, чем с братьями. Это голос у него был мягкий, а требовать он умел, уверяю тебя.

– Кхм!

– Ну, уже поздно сердиться, – опять улыбается, зв-верь! – Того орка убили.

– Убили? – многозначительно переспросил маг.

– Арахаэль, конечно, молодец, но где у орка сердце – пока знает неточно. Там было две стрелы.

– И вторая, разумеется, была твоей?

– С чего бы? – совершенно искренне удивился Аранарт. – Меня там вовсе не было.

– Ты отправил мальчишку…

– На-след-ни-ка, – медленно произнес он. – Ты, кажется, говорил о том, что надо освобождаться из-под власти такого отца, как я? А, нет, извини. Ты не говорил. Ты молчал об этом.

– Кхм!

В том, что он не хочет общаться с Ривенделлом, есть свое преимущество: он совершенно невыносим! Даром что улыбается.

Лесная тропа, которую, впрочем, из них двоих видел только Ниндарас, была легкой, провожатый – словоохотливым, орешник не бил по лицу, ельники разбегались в стороны, а когда надо было выйти на открытое пространство, то и болотистые луга уползали куда-то прочь, оставляя идти по разнотравью. В высокой траве сиреневыми лучиками пушился осот, возносила свои головки ромашка; о ручье, скрытом в травах, предупреждала роскошными белыми зонтами сныть, а о болотце – убого подражающий ее короне ядовитый вех и желтый вербейник с длинными стрельчатыми листьями.

Одолев полпути, вышли к роднику. Напились, поели ячменных лепешек, взятых в дорогу. Ниндарас принялся спрашивать про Ривенделл. На вопрос, какие там дома, Гэндальф стал было описывать ажурные ограды террас и узорочье резьбы внутри… но по напряженному молчанию спутника понял, что этот просто никогда в жизни не видел обычного дома. Бревенчатого, каменного… никакого.

Сколько ему? пятнадцать? семнадцать? родился в пещере, живет в лесу. Что такое дом – ему рассказывали. И, видимо, так: это сруб, как у схрона, только не под землей, а на ней, а входят туда не через крышу, а сбоку, как в пещеру. Сразу, конечно, поймешь, что такое дом… Ну, Арамунд, нет на тебя…

Под увлеченную беседу о дивной архитектуре Имладриса они легко и быстро начали подъем на очередной холм, на этот раз лесистый; петляли по чаще, а потом неожиданно для Гэндальфа остановились. Лес как лес, косогор как косогор. Разве что дуб растет, красавец, века три ему, не меньше.

Ниндарас свистнул.

По стволу дуба упала толстая веревка с узлами, но сбросивший ее не собирался ею пользоваться – она висела неподвижно. Листва зашевелилась, и наконец на нижней ветви показался мальчишка в обычной для следопытов бурой одежде. Он повис на руках, примериваясь, и пружинисто спрыгнул с высоты раза в три больше своего роста, считая от ветки.

– Добрая встреча, – чуть поклонился он им обоим и спросил уже у Ниндараса: – Что случилось?

– Тебя отец отзывает. Я на смену.

Гэндальф ожидал логичного вопроса, почему, но Арахаэль его не задал. Только кивнул.

Ниндарас молча полез по веревке. Да, при их росте иначе забраться на этот великан трудно.

– Если тебе нужна вода, здесь родник. Если устал, – он видел, что маг изумлен, но мальчик не мог понять причину, – я принесу. Ужинать будем, когда стемнеет.

– А почему ты не спрашиваешь, кто я?

– Ты сам расскажешь. Тебя же отец прислал.

– Кхм! Он меня не то чтобы прислал…

Н-да, недалеко это яблочко от яблоньки с дуба падает… Разве что улыбаться пока не умеет. Глаза вон какие серьезные. И губы сжаты.

– Я Гэндальф. Ты слышал обо мне?

– Который приплыл с Хэлгоном?

– Кхм! Ну да…

Митрандиру на миг представилось, что этот принц – вот как есть – стоит в одной из зал Гондора. И говорит Саруману, что он – тот, что приплыл с Хэлгоном. И на закономерный вопрос Белого мага, кто такой Хэлгон, отвечает, что это простой эльф-разведчик.

…Саруман бы не оценил шутку судьбы. А зря! Последние годы он слишком серьезен.

Гэндальф разулыбался своим мыслям, а потом почувствовал, что что-то не так.