Некоронованный

– Ну, не переживай, – он перекатывает ее на спину и осторожно целует ее лицо. – Ему там будет хорошо. Будут учить… сколько книг прочтет… завтра ты проснешься и поймешь, что это хорошо… Что всё хорошо…

– Ты такой добрый… – выдыхает она. – Почему ты такой добрый?

– Потому что я люблю тебя, и ты это знаешь.

И всё, что дальше было между ними, касалось только их двоих.

Светало, и Хэлгон погасил светильник. Он перечитал письмо, и ему захотелось бросить его в огонь.

Каково будет Эльдин, когда она прочтет всё это?!

Одно дело – быть разделенными на века вперед, но знать, что жизнь твоего мужа тебе чужда, и другое – увидеть мир, где могли бы быть рядом, но ведь никогда…

Лучше уж не знать!

Но он не сжег письма, и причина была проста: не так много у них ткани, а лишней и вовсе нет. Сказать утром Матушке, что похозяйничал в ее запасах, – одно дело, но что извел хороший отрез напрасно – нет, это немыслимо.

Да и стоит ли решать за Эльдин, что хорошо, что плохо для нее? Решил же когда-то, велел ей оставаться в Тирионе… н-да. Решить, что будет для нее лучше, и сделать наоборот: пожалуй, это будет надежнее всего.

Он сложил письмо и задумался, закреплять ли его. Ничего секретного там нет, слишком личного – тоже, но если оно случайно развернется, Гэндальфу может быть неловко. Перевязать и запечатать воском? Пожалуй. Сколько еще времени пройдет, прежде чем маг доберется до Мифлонда.

А чтобы Аллуин, когда получит это письмо, не разворачивая понял, что оно не ему…

Хэлгон улыбнулся, вышел из пещеры. Уже совсем светло. Эльф сорвал узорный лист ромашки, положил сверху на аккуратно перевязанное письмо, залил воском. Печать ненадежна, но хочется надеяться, что в суме Гэндальфа она уцелеет. Маг или не маг он, в конце концов?

Что ж, свободная ночь кончилась, надо заниматься обычными делами. Развести огонь, скоро проснутся мальчишки, напоить их горячим, есть они в такую рань не будут, как раз Матушка выспится, приготовит, вот тут они и прибегут голодными волчатами…

В глубине души нолдор чувствовал, что он не столько помогает Риан (справляется же она, когда их нет, и ничего), сколько делает это для себя. Она бы встала первой, но она будет спать до высокого солнца, потому что знает: эльфу будет приятно, если она отдохнет. Впервые в жизни Хэлгона появилась женщина, которая – о чудо! – с охотой принимала помощь. Больше чем с охотой – с искренней благодарностью. Это было так не похоже не только на Эльдин, не только на Мегвен (жива ли она? погибла ли?), но и… в общем, на многих.

Одно слово – Матушка. Вроде и ничего не делает, а рядом с ней тепло.

Ага, встают.

Мальчишки поднимались очень тихо. Гораздо тише, чем они бы делали, расти принцами в Форносте; достаточно тихо, чтобы не разбудить родителей, но вполне слышно любому разведчику, а не только эльфу.

Выбежали на цыпочках, уселись за стол, Нефвалан деловито вскарабкался Хэлгону на колени (нолдор, разумеется, и не думал помогать ему во взятии столь существенной высоты).

– А, вы уже все на ногах в такую рань?

Гэндальф.

– Доброго утра, – Раэдол взял на себя обязанности хозяина дома как самый старший (эльф не в счет, потому что… потому что). – Это не рань, рань – когда затемно. Тебя покормили?

– Да, принц, благодарю, – наклонил голову маг.

Ну и? И никакой реакции. Неплохо.

– Написал?

Хэлгон кивком показал на запечатанное письмо.

– Ишь ты…– Гэндальф рассматривал печать так, будто впервые в жизни видел лист ромашки. – Сразу понятно – эльфийское послание. Ты бы нашел пару кусков коры поровнее и завязал еще раз. А то не доедет твой листик до Валинора.

– А я думал, что маг… – усмехнулся нолдор.

Но Аэглен перебил его:

– А ты правда маг?

– Правда, – кивнул тот.

– И ты можешь делать чудеса?

– Немножко могу.

– Покажешь?! – глаза братьев расширились и засияли.

– А пойдемте, – улыбнулся Гэндальф. – Сухих веточек мне наберите.

Хэлгон, которому было безумно любопытно, что за чудеса покажет им волшебник, пошел с ними.

Собрали немного сушняка. Маг дотронулся до него своим посохом, и, к великому восторгу всех трех мальчишек, вспыхнул огонь. Но этого было мало: пламень сложился в фигуру зайца, и этот огненный зверек стал двигаться по кучке хвороста, то приседая, то поднимаясь.

Принцы онемели и застыли.

На валинорского эльфа это произвело несравнимо менее сильное впечатление. Изумило другое: он же из майар Ирмо – так почему пламя?

Чудеса.

Ладно, не будем им мешать. Пусть играют. У Матушки в растопке может быть несколько подходящих кусков коры…

Вышел Аранарт. При виде непривычно счастливого и светлого лица Хэлгона ласково усмехнулся: дескать, что?

– Гэндальф творит чудеса, – отвечал эльф.

Дунадан, потянувшийся было за ковшиком для воды, замер. Приподнял бровь: и что же?

– Он готов отнести мое письмо Кирдану. Дела у него с гномами Синих Гор… Я писал ей всю ночь.

Аранарт зачерпнул воды и принялся пить маленькими, крохотными глотками, внимательно глядя на друга. Суровый нолдор сейчас больше всего напоминал щенка, греющегося на солнце.

Впрочем, недолго: он почувствовал взгляд, и обычная настороженность вернулась к нему.

– Что не так?