Некоторые любят погорячее, или Джентльмены предпочитают блондинок

Вчера было прямо очаровательно. Людовик и Жулик накупили нам с Дороти множество очаровательных подарков. Но потом у них очевидно пошли на убыль все захваченные с собою франки, и они начали морщиться, но как только я это заметила – я дала Жулику подержать мою сумку, пока я буду примерять блузку. И он сразу развеселился, хотя, понятно, Дороти оставалась с ними и не спускала глаз с сумочки, так что сделать он ничего не мог. Но его привело в хорошее настроение уже одно то, что он подержал ее в руках. Когда все их франки истощились, Жулик вспомнил, что ему надо прозвонить кому-то; я полагаю, что он протелефонировал леди Фрэнсис Бикман и она ему ответила «ладно», потому что он нас всех оставил в «Кафе де ля Пэ», сказав, что ему надо съездить по делу, – а когда он вернулся, то у него оказалось опять множество франков, так что они повезли нас завтракать с тем чтобы после завтрака опять отправиться по магазинам. Однако я незаметно выучиваю массу французских слов. И это вовсе не трудно! Только странно: например, если вы хотите на завтрак получить чудную вкусную рыбу, вы должны потребовать «соль» [Камбала], а если вы хотите зеленого горошка, то заказываете «петипа» [Пети-пуа – зеленый горошек]. Французский язык очень легкий, например, французы все называют «шейк» [Мисс Лорелей подразумевает слово «шик»], а мы так называем только арабских джентльменов, которых играет Рудольф Валентино. Когда мы ходили по магазинам после завтрака, я заметила, что Людовик отвел Дороти в сторонку и начал о чем-то шептаться с ней. А потом и Жулик отвел ее в сторонку и тоже стал с ней шептаться. Когда мы вернулись в Ритц, Дороти рассказала мне, о чем они говорили с ней. Оказывается, Людовик предложил ей, что если она для него выкрадет у меня бриллиантовую тиару и передаст ему, только так, чтобы его папа не знал, то он ей даст за это 1000 франков, так как леди Фрэнсис Бикман спит и видит получить тиару и заплатит за это сколько угодно; оказывается, она очень рассердилась на нас, а когда она рассердится вот так, как сейчас, то становится одержимой навязчивой идеей. Ну, а если бы Людовик получил тиару, а его папа не знал бы об этом, то все деньги достались бы ему одному. А Жулик предлагал ей один в один то же самое, только обещал 2.000 франков за то, чтобы Людовик ничего не узнал, и тогда все деньги достались бы ему одному. Я думаю, что Дороти будет очень полезно заработать немного денег, потому что, может быть, это в ней пробудит, наконец, некоторое честолюбие. Поэтому я решила так: завтра утром Дороти возьмет бриллиантовую тиару и скажет Людовику, что она украла ее у меня для него. Но сначала она заставит его отдать ей деньги, а как раз в ту минуту, когда она ему будет передавать тиару, я войду в комнату и скажу: «Ах, вот она, моя тиара, а я-то ее везде ищу!». И таким образом я ее получу обратно. А она скажет ему, что все равно оставит себе 1000 франков, потому что вечером непременно выкрадет опять для него тиару, но вечером она ее передаст Жулику – пожалуй мы ее так у Жулика и оставим. Потому что я прямо полюбила Жулика! Он такой милый старичок, и прямо приятно видеть, как они с сыном любят друг друга. Хоть нам, американкам, и странно смотреть, как французские джентльмены то и дело целуются и обнимаются, но это очень трогательно; и может быть мы, американцы, были бы много счастливее, если бы американские родители и дети любили друг друга так же, как Людовик с Жуликом! У нас с Дороти теперь целые груды очаровательных сумочек, и шелковых чулок, и платков, и шарфов, и всяких вещей, и даже прехорошенькие две-три модели вечерних туалетов, сплошь вышитых поддельными бриллиантами, – только когда они нашиты на платьях, их не называют подделками, а называют диамантами, и я нахожу, что в диамантах на платьях всегда очень мило выглядишь.

Май 5