Некоторых людей стоило бы придумать (СИ)

Я сделаю двойной и тройной сальхов сразу, перелечу из одного прыжка в другой. Подниму голову и посмотрю прямо в камеру, не видя ее.

«Найдись уже.»

Всегда быть pядом не могут люди.

«Я не хочу остаться один.»

Всегда быть вместе не могут люди.

«Мне всегда было хорошо одному, но что-то пошло не так.»

Hо все ж тебя я ищу по свету,

Опять тебя я ищу по свету,

Ищу тебя сpеди чужих пpостpанств и веков.

Ладно. Признаю. Период был такой, на весну я всегда реагировал странно — еще за три месяца до ее наступления.

Я скатился.

Яков назвал бы это емким «наконец-то». Я до сих пор могу выловить в мутной каше, которую представляли тогда мои мозги, один очень красочный вечер у меня на кухне.

Расклад стандартный — Яков пьет, я говорю, и в какой-то момент мне кажется, что это больше не Яков, это моя бабуля, Царство ей Небесное.

— Лучше бы его вообще не было. В чем смысл, дядь Яш, если ты знаешь, что он есть, но не можешь точно сказать, кто это? Всех, что ли, догола раздевать?

— За тобой не заржавеет, — Яков смеется и смотрит на меня ласково.

Когда Яков был моложе, а меня не было совсем, Яков был тонким и гибким, как балерина, у него были рыжие волосы и журавлиная шея. Он был настолько ярким, что даже на черно-белой записи выступлений был цветным.

Яков был парником и сменил восьмерых партнерш, ни одна из которых не была Его.

Найдя Лилию, Яков ушел из спорта. Перестал искать.

Говорят, у него пятеро внебрачных детей, трое из которых точно старше меня.

Яков, в общем, знает толк в блядстве, судя по всему, и поэтому осуждает меня как-то совсем неубедительно. Не то, что я сам.

— Да даже если бы его не было, — говорит Яков и отодвигает кружку на самый край стола, — стоило бы его придумать. Специально для таких, как ты. Чтобы тебя за нас всех наконец-то отпиздило.

Возможно, бабуля бы не употребила именно такие слова.

— Интересно, — говорю я вдруг, я точно помню, как Яков напрягся на это мое «интересно», — будет там этот чудик, Кацуки? Его не слышно, наверняка готовит реванш.

Яков медленно наливает себе пива.

— Его тренер работает с другим парнем, и он вот точно заявится. А этот… не знаю. Какая разница, он тебе на один зуб. Стоит других опасаться, тот же Джакометти, я говорил с его тренером…

— Он мне не для соревнований нужен, я бы просто был рад с ним повидаться.

Яков поднял кустистые брови.

— Просто он там, тогда, на вечеринке так душевно «катался»… Ему бы шест на лед, и…

— Витя.

— Ладно. Пардон.

Пил Яков, а говно классически я.

Да что ж такое.

«Ищу тебя» свет так и не увидела.

Через месяц я был в Японии.

Доставка Федексом моих пожиток обошлась дороже, чем доставка самолетом меня с Маккачином.

Пес сидел в наморднике рядом со мной в салоне и смотрел на меня, как на предателя. Не он первый, не он последний.

Запись программы «Будь ближе» в исполнении Кацуки Юри я прокрутил в самолете еще несколько раз. Потом стюардесса пригрозила отнять у меня телефон.

Я оставил автограф на ее груди под блузкой. Написал — Аэрофлоту с любовью от В.Н.

В ушах отчетливо звенело последнее и увесистое «Да и черт с тобой» Якова, и я все еще считал, что Фельцман у меня просто святой человек.

Черт со мной, это точно.

Есть целый спектр эмоций, которые не дают нам сидеть на жопе ровно, дурная голова, что-то там про ноги… Самая сильная из них — ощущение, что тебя где-то по-крупному наебали.

Я прогонял и прогонял запись, наверное, я один накрутил ей просмотров сто.

У «Горячих источников Ю-Топия» был сайт на пяти языках, включая корявый русский. Я восхитился.

Фотографии были даже неплохие, с экрана тянуло чем-то странно домашним, несмотря на суровые горы на фоне и внушительного вида мужчин и женщин в банных полотенцах в клубах пара.

Бронирование было копеечное, дорога от аэропорта Токио на пяти поездах и пароме до Кюсю — нет.

Ненужных вопросов было море, и все их будто отрезало, оборвало, стоило мне сойти на станции Хасецу с последнего поезда.

Никто не оборачивался, никто не спрашивал ничего — хотя в метро в Токио я еле ушел живым. Японцы любят фигурное катание.

Я расписывался и расписывался, я, ебаный стыд, выпал из вагона с маркером наперевес.

Маленькую платформу в стеклянных перегородках жарило ласковое апрельское солнце. Людей в ранний утренний час почти не было.

Я убрал маркер в карман и присел, чтобы снять с Маккачина намордник. Пес чихнул, глядя на меня с неодобрением таким концентрированным, что Якову было далеко.

Я отправил ему смс: «Долетел. Не торопись меня посылать, может, меня тут еще развернут. Восток — дело тонкое».

Ответ пришел незамедлительно: «Пошел ты».

Я вспомнил, что в Питере сейчас глубокая ночь, и засмеялся в голос, напугав какую-то маленькую старушку с мопсом.

Телефон, всхлипнув, выключился — батарея издохла. Идеально.

Я засунул телефон в карман и зашагал к парковке, разглядывая окрестности. На выходе с вокзала все еще было странно безлюдно, зато полно снегоуборочных машин, не в пример нашим маленьких и шустрых. Засыпало их тут знатно.

Маккачин, нюхая морозный воздух, бежал чуть впереди и все оборачивался на меня: Никифоров, ты уверен? Ты падал на голову столько раз…