Некоторых людей стоило бы придумать (СИ)

Выпрямился и дисциплинированно разложил свой рюкзак, сумку с коньками и ключ, куда следует. Я запер дверь изнутри, наблюдая за его напряженной спиной и шеей — от щелчка двери Юри заметно дрогнул. Да, я тоже люблю этот фатализм запертой комнаты, предчувствие.

— Повернись.

Юри оглянулся через плечо. Потом деревянно развернулся всем телом. Смотрел, как я расстегиваю пальто. Я заговорил — высохшее горло ободрало, надо же, сколько мы, оказывается, молчали.

— Я год не надевал костюм. Этот — мой любимый.

— Мой тоже, — Юри говорил севшим голосом, повел плечами, скинул куртку, потом потянул за молнию на ветровке. Я стянул шарф с шеи.

— Я никогда не думал, что надену его опять, — я провел ладонью по серебряным пуговицам, атлас и тонкая сетка текли под рукой и были противно влажными. Юри проводил движение взглядом и повторил со своим костюмом.

— Я никогда не надеялся, что увижу тебя в нем в реальности, — признался Юри сорванным шепотом. — На льду. И уж точно не в моем номере.

— Мечтал?

— Может быть, — Юри облизал губы. На его плече блестело серебряное шитье, витой шнур спускался по груди. Реплика моего костюма была впечатляюще точной, только цвет…

— Почему не такой же?

— Нагло, — Юри расстегнул пуговицы на камзоле, наблюдая за моими пальцами. — И потом, розовое… я в розовом как хрюшка.

Я хотел засмеяться, но подавился, когда Юри поднял глаза — черные-черные. И шагнул вперед, выпутываясь из камзола. Вмазался ртом в рот, почти кусаясь, тут же присмирел, замер, стоило положить ладони на грудь — успокойся, не спеши так, смотри, какая красота, смотри на меня, смотри на себя, смотри, смотри, смотри.

Смотри, какие у тебя страшные, шальные зрачки, какой ты порочный, неожиданно томный и умелый в койке, за запертыми дверями. Смотри, как загорается кожа, когда нажимаешь и щипаешь. У нас полно времени. Теперь-то точно.

Юри гладил пальцами мой камзол, забирался под него и скользил по тонкой сетке нижней рубашки. Расстегивал молнии и крючки с почтением, свои — с чуть меньшим.

Застонал в голос, когда я опустился на колени и стащил с него узкие костюмные штаны. Задохнулся, поймав по мокрому поцелую в острые коленки, пискнул, когда губы заскользили выше по бедру, и больно дернул за волосы.

— Не так.

Я знал, как ему надо. Чувствовал, видел в зажмуренных глазах и отчаянно красных щеках — он упал на кровать и развел дрожащие коленки. Потом повернулся, прогибаясь в спине, вздохнул в подушку и затих, косясь поверх плеча, пока я искал в чемодане все, что нужно.

Спина была от пота горькая, липкая и горячая, когда я лег сверху, придавил, притираясь, и цапнул зубами за загривок — захотелось. Юри закричал.

И не успокоился, бился, как ненормальный, пока я раскрывал его, смазывал и готовил, и чем больше он орал и требовал, тем мне хотелось быть бережнее и неторопливее.

Когда я толкнулся, Юри заскулил и запустил руку под живот. Я дернул его к себе, обняв за грудь, поднял на разъезжающихся коленях, выгнул и повернул лицом к себе за острый подбородок. Взгляд плыл, Юри ошалело цеплялся за мои руки и громко дышал через рот. Я целовал его, двигаясь глубоко и медленно, придерживал за затылок, чтобы он не отстранился, гладил мокрую от пота грудь, живот, шею. Царапнул бедро, и Юри взвыл в мой рот, дергаясь всем телом.

Я дурел с него, меня тащило и размазывало, крюком за брюхо — и то под потолок, то об пол. Как будто мы оба накурились — и в то же время какая-то часть меня была предательски трезвой, там было пусто и прохладно, там знали, что все будет хорошо, главное — держать крепче.

Колени подвели уже меня, и я повалил Юри на постель, закончив все быстро, бешено и бесславно, но Юри, кажется, не жаловался. Он изворачивался и целовал мое перекошенное лицо, придерживая ладонью, прогибался и подавался, а потом судорожно зацарапал пальцами подушку, когда я вдавил его в матрас за затылок и широко лизнул между лопаток — морская соль. Спустился к крестцу, прихватил зубами дрожащую ягодицу — Юри забился, пачкая простыню.

Я лежал, уронив голову на поясницу, смотрел, как мои волосы прилипают к смуглой коже. Юри где-то с хрипом дышал в подушку.

— Так теперь будет всегда?

— Нет, — я был честен. — Еще пара-тройка раз, и я Русская Легенда посмертно.

Юри задрожал от смеха.

— …а потом вы еще и опаздываете на банкет, — Юрка затоптал чей-то окурок в асфальт с личной ненавистью. — А я стой и слушай, почему именно вы опаздываете.

— Не любо — не слушай, — я стоял, разглядывая дребезжащие мимо трамваи. — Чего ты вообще с нашими терся, делай раз — ушел к Алтыну, делай два — завел разговор про мотоциклы, три — вечер удался. Не надо было стоять и подставлять уши Миле, ты ее знаешь.

— Даже Отабек, предатель, — Юрка безнадежно привалился к перилам и сплюнул в воду. — Сказал: «Это было красиво».

— И за что тебе, такому долбоебу, такое сокровище? — я почти не шутил. Юрка злобно глянул из-под капюшона. Он был заспанный и хмурый, билет взял только на ранее утро, поэтому был еще больше не в настроении, чем обычно.

— О своем думай.

Ну, он хотя бы не крысился уже почти из-за своей непередаваемо печальной участи.