Некоторых людей стоило бы придумать (СИ)

Отабек берег его со всей ответственностью старшего сурового брата. Звонил каждый день из Алматы, уточнял, поел ли Юра, выспался ли, позвонил ли деду, хорошо ли откатал сегодня. Юрка то таял, то бесился, нет ничего хуже обманутых ожиданий, подогретых лютыми предубеждениями, я даже отдаленно не представлял, что у бедного Юрки в башке, и как Алтын с этим справляется. Но он справлялся. Упорный малый, надо на заметку взять. Такие опасны.

— Потеряется же, недотыкомка.

— Не потеряется, — я смотрел на реку, едва подогретую тусклым солнцем, и медленно замерзал, ненавидя питерскую весну. И весну в принципе. — Он помнит, какой мост недалеко от Юбилейного. И станцию уже знает. И у него есть навигатор на крайний случай. Он сам просил не мешать ему исследовать город.

— Он телефон перевел на русский, — Юрка хрюкнул в рукав. — Сам видел. И навигатор тоже. «Рублиштейна двадцат чэтырэ».

— Москва не сразу строилась, знаешь ли. Если его нянчить, он так никогда не научится в городе ориентироваться. И по-русски говорить тоже. Отличная практика языка.

— Брось, короче, в воду и смотри, как поплывет, да?

— Что-то вроде этого, да.

— Тренер из тебя, как из говна айфон, — Юрка счастливо заржал. Я лениво улыбнулся. Пусть бесится. Неужто я не понимаю, что такое хочется и колется, и как от этого хочется всех вокруг достать до нервного тика.

— Вырасти, начни бриться, тогда будем разговаривать, Юрочка. А пока — допиздишься, искупаешься, солнышко.

— Я бы прямо вот посмотрел, как Яков пытается узнать, откуда у меня пневмония, что делать и кто виноват.

— Его не интересует, откуда у тебя в жопе ядерный реактор, Юра, о чем ты?

Юрка открыл рот, чтобы ответить, но вместо этого скорчил рожу и замахал рукой, глядя мне за спину.

Я обернулся.

Юри бежал, на плечах подпрыгивал рюкзак.

Я был уверен, что он будет ждать меня дома, но он захотел встретить меня после тренировки и погулять по городу. Юрка увязался, как бы ему ни хотелось продемонстрировать, что пидарасы ему ненавистны, у него получалось очень плохо.

Я видел даже издалека, как у Юри покраснело лицо.

Как он задыхается.

Как у него отрасли волосы — куда лезут, две недели же только прошло!

Как у него блестят глаза и запотевают очки.

Как он улыбается, поймав мой взгляд.

— Шнурок развязался, — тяжело вздохнул за моей спиной Юрка. — Сейчас навернется.

— Не успеет, — сказал я.

И побежал навстречу.

Комментарий к 22.

*Placebo - My Sweet Prince. Совет - не читайте историю и подоплеку песни, можно очень просто притвориться, что она про любовь и секс, по крайней мере, первая ее часть, которая-то нам и треба.

Спасибо всем, кто здесь был. Автор закатывает рукава до пояса и садится отвечать на ваши прекрасные отзывы, которые сожгли меня в пепелище в самом начале забега.

Статус - завершено, однако я планирую еще три вставных главы здесь же, потому что мне очень хочется подержать на ручках Юрку, Отабека, Криса и Виктора в молодости и нужде.

Я люблю вас. Очень. Оставайтесь с нами.

Спасибо А., которая потребовала сделать Виктора человеком. Спасибо Арчи, который однажды бросил в меня Юрцами. Спасибо Джекки, который горел, как Жанна Д’Арк. Спасибо братцу, который является для меня бесценным и уникальным образцом того, какими невыносимыми и обожаемыми долбоебами могут быть младшие братья.

Спасибо вам всем.

И традиционный саундтрек “Поживем - увидим”.

Новую короткую программу Юри ставит под Barbra Streisand - The windmills of your mind, произвольную - Les Friction - Torture. Показательная - Placebo’s Piano Cover - My Sweet Prince

Виктор - Il volo - My Way (F. Sinatra cover), и легендарная Зима А.Вивальди (потому что это играет в голове первым делом, когда видишь Витю, ну признайтесь, он мистер Зима). И “Аэропорты” Агутина на показательной, бгг.

========== 2.1. Звезда ==========

Южный бег — как мишень в океане без дна.

Южный ветер плюет солью на паруса.

Южный знает, кто враг. Южный не предает.

Южный намертво впаян в твои поднебесного цвета глаза.

— Как начинается твое утро?

— Рано. Очень рано.

На самом деле, утро Плисецкого начинается с того, что ему звонят на домашний телефон и начитывают на автоответчик бодрым и веселым голосом предложение, от которого невозможно отказаться.

Отказываться от таких предложений должны обучать где-нибудь в семь лет, когда уже становится примерно ясно, в какую сторону березонька растет, какая вырастет и куда ее заломают. Лет в семь надо отвести юное дарование в сторонку и очень строго и взрослым языком разъяснить, что если будут звонить дяди с большими хуями или фотоаппаратами, надо очень внимательно выслушать их, записать на бумажку цифры, которые будут названы, потом вежливо пообещать подумать, попрощаться, положить трубку и позвонить Якову Давыдовичу. Который уже решит, засудить этих дядей, или продать тебя подороже. В зависимости от того, как стерлись коньки и поотваливались блестки с твоей задницы.