Некрасов в русской критике 1838-1848 гг. Творчество и репутация

Как видим, в напутствии молодому поэту Полевой стремится донести до него мысль об уважении к собственному таланту и человеческому достоинству.

Видение ситуации Полевым разительно отличается от видения современного исследователя, знающего, что общение Некрасова с оппонентами Полевого, журнальная поденщина, «эгоистические стихи», водевили и прозаические опыты, помимо жизненной школы, сыграли громадную роль в формировании его поэтической индивидуальности.

Дальнейшие оценки Полевого свидетельствуют о нарастающем расхождении его и Некрасова. Оно происходило по мере сближения Некрасова с Ф. А. Кони, в чьих изданиях критика в адрес Полевого обретала все более резкий характер. К моменту выхода рецензии общение между Некрасовым и Полевым, по-видимому, еще было, хотя влияние Кони на Некрасова уже усиливалось. Помимо личного влияния, Некрасов начинал сотрудничать в изданиях другой литературной «группировки», в силу чего он и Полевой неминуемо втягивались в отношения литературных оппонентов. С точки зрения Полевого, это было сближение Некрасова с «молодцами» и «шарлатанами», в руках которых русская литература «обращается в интригу, средство, расчет» (Кс. Полевой: 487). И это, скорее всего, было главным обстоятельством, которое Полевой имел в виду, говоря об избрании Некрасовым «неверной дороги».

§ 6. Образ Полевого в стихотворной фельетоне «Провинциальный подьячий в Петербурге»

22 февраля 1840 г., когда Полевой, написав одобрительную рецензию на «Мечты и звуки», уехал к брату в Москву до 1 марта, выходит в свет № 2 «Пантеона», в котором опубликована первая часть стихотворного фельетона Некрасова «Провинциальный подьячий в Петербурге» (Летопись I: 58).

А. М. Гаркави в комментарии к первой части «Провинциального подьячего» пишет, что во фрагменте текста об арифметике[476] «угадывается несомненное сходство с куплетами из водевиля Ф. А. Кони (1809–1879) “Девушка-гусар”, с большим успехом исполнявшимися В. Н. Асенковой в Александрийском театре[477]. Некрасов придал этому мотиву характер сатиры на чиновников-взяточников (см.: Евгеньев-Максимов В. Е. и др. Некрасов и театр. Л.—М., 1948. С. 29)» (I: 666).

В. Е. Евгеньев-Максимов, действительно, пространно рассуждает о фельетоне Некрасова и этих строках как о социальной сатире. Но эта декларация звучит в устах героя Некрасова накануне предсказуемого неуспеха его сборника, а сам фельетон являет собой начало его «эгоистических» стихов[478]. Они содержат ироническое суждение о Полевом, которое можно рассматривать в соотнесенности с последующими критическими выступлениями Некрасова.

Вторая часть «Провинциального подьячего в Петербурге» опубликована в № 3 «Пантеона», который вышел в свет 9 апреля (Летопись I: 62), а третья – в № 5 «Пантеона», где также был опубликован первый опыт Некрасова в прозе – повесть «Макар Осипович Случайный», подписанная псевдонимом «Н. Перепельский», – и стихотворение «Офелия», подписанное: «Н. Некрасов»; выход в свет – 5 июля (Летопись I: 66).

В третьей части «Провинциального подьячего» есть пассаж, посвященный драме Полевого «Параша-Сибирячка», произведению, которое было дорого автору и любимо публикой[479]. Упоминание о «Парашеньке», которую играла В. Н. Асенкова, контрастирует со стихотворением «Офелия», помещенном в этом же номере журнала. В «Офелии» отношение автора к образу артистки близко к тому, которое впоследствии отразится в стихотворении «Памяти А<сенков>ой»[480]. Поэтому можно утверждать, что в «Провинциальном подьячем» автор дистанцирован от героя-рассказчика, восторгающегося в Асенковой «прелестями» и сходством с крестницей.

В оценке «чувствительной пляски», заставляющей зал «плакать навзрыд», ощущается двойственность. В «Провинциальном подьячем» уже присутствует фельетонная маска, пародийно отражающая типическое лицо. Эти слова произносит недалекий театральный зритель, пришедший за впечатлениями, интеллектуально и эмоционально доступными ему, с его душевной организацией и уровнем развития. И эти слова написаны автором, иронизирующим над этим зрителем и над Полевым, который – по оценке Некрасова – пишет для этого зрителя. Несомненно, в фельетоне есть и самоирония – в творческой биографии Некрасова совершается переориентация литературной деятельности и смена ближайшего окружения.

Таким образом, с зимы 1840 г. Некрасов регулярно сотрудничает в издании Ф. А. Кони, а в середине года в его печатном высказывании о Полевом уже явственна ирония. К началу 1841 г. влияние Кони (в первую очередь его водевиля «Петербургские квартиры») легко проследить в таких произведениях Некрасова, как «Утро в редакции», водевиль «Феоклист Онуфрич Боб», «Шила в мешке не утаишь – девушки под замком не удержишь».