Некровиль

– Они стойкая порода, – возразил Саламанка. – Секта, в которую вступил Леон, верила, что, хотя воскресшие мертвецы совершили тяжкий грех, все прощается, если принять спасительную благодать Иисуса. Им отказано в благословении физической смерти, но когда наступит конец света, они будут вознесены живыми на небеса вместе с другими верующими и получат истинные возрожденные тела. Оказавшись в ловушке на Земле, они могли стремиться к тому же подобию Христа, которого достигли их смертные братья на небесах.

Мне сказали, что причина, по которой Укуромбе так легко вытеснил старокатолицизм, заключалась в Папской булле о том, что воскресшие были не более чем нанотехнологическими роботами и что души, которые когда-то населяли их, вечно горят в аду за грех гордыни. Я сильно испугался, когда впервые это услышал.

Есть некоторые ордена Viejo Catolico, которые считают, что мертвые могут спастись; такими были Evangélicos, к которым присоединился Леон. Они крестили его в реке Лос-Анджелес. Предположительно, он смыл свои грехи. Поди знай, в воде столько дерьма. Мой брат стал миссионером; ходил по ульям некровиля, раздавал брошюры и приставал к людям, пел на перекрестках, что-то в этом роде. Меня тоже пытался обратить в свою веру, но я ясно дал понять, что не интересуюсь. Перемирие между нами продолжалось до тех пор, пока однажды он не сказал мне, что один из его compadres общался с Духом – как он это называл – и получил Известие о том, что Леон должен отправиться в Мертвый город, где его проведут к отцу – нашему отцу, – коего спасут от вечной смерти посредством искупительной Христовой любви. Вот так, да. Я терпел остальное – с трудом – потому что, хотя и не был согласен, мне казалось, так лучше для Леона. А эта новость была просто отвратительной. Ковыряние в струпьях. Настоящая некрофилия: выкапывание мертвых и надругательство над ними. Наших мертвых. Моих. Он был моим отцом в той же степени, что и Леона, и, конечно, не имел никакого отношения к Господнему Собранию Маран-афа[176]. Мы спорили. Я спорил. Леон просто талдычил без остановки тихим, спокойным, льстивым, вразумляющим тоном – он разговаривал со мной, как с грешником, которого следовало переубедить, – «Но, Эмилио; разве тебе не кажется, Эмилио; я уверен, ты согласишься». Иисус, Иосиф и Мария, меня затошнило и в конце концов я его вышвырнул. Я выкинул из дома нашего отца его шмотки, книги, проповеди и кредо – все сразу.

Кресло брата даже не успело остыть, как я убедил себя, что сам виноват в случившемся. Конечно, я пошел его искать. Собрание Маран-афа раскололось на две конфликтующие секты, как это неизбежно происходит с Evangélicos, когда кому-то не удается поступить по-своему. Ни один из них не знал о местонахождении Леона: похоже, он уже посещал другую группу до того, как произошел раскол. Я общался, кажется, с пятьюдесятью христианскими сектами. Поиски начали мешать моей работе с охранными прогами.

Он появился в доме шесть недель спустя. Возник из ниоткуда и направился прямиком к холодильнику. Я был слишком виноват, чтобы злиться, и испытывал слишком большое облегчение, чтобы спросить его, где, черт возьми, он шлялся. Он объяснил мне достаточно скоро.

Evangélicos? Тьфу. Надоели. Ханжи. Прошлый век. Его новое племя называлось Зоопарком; это была истина, жизнь, духовная семья, место упокоения его души. Я понятия не имел, во что ввязался мой брат, но инстинктивно не доверял всему, что приводило его в такой восторг. Я нанял веб-жокея и попросил проверить это так называемое Племя Зоопарка. Она рассказала мне, что нашла, и мы с Леоном снова поссорились. По сравнению с этим наш спор о Собрании Маран-афа был пламенем свечи рядом с термоядерным двигателем.

– Это реформистский буддистский культ Зоопарка, – сказала Тринидад.

– Очевидно, ты вращаешься в кругах, где эти вещи общеизвестны.

– Кое-кто из моих бывших друзей с ними соприкасался. – Как и сама Тринидад, ненадолго – в мире, где все дозволено, такие вещи надо исследовать. – Они верят, что только чистые сердцем получают дар вечной жизни от полумертвых. Они практикуют пение Дзёдо-Тэндай и медитацию, чтобы обрести свободу от мирских привязанностей и таким образом заслужить благосклонность Сеу Гуакондо.

– Сеу Гуакондо, Сеу Гуантанамо, Дугу Ферай: Повелитель Перекрестков, Иньип Деде, барон Сабадо. Много имен, много мест.

Она предложила обжигающий поцелуй из серебряной фляжки с мескалем. Он отказался.

– Вы поссорились, – напомнила Тринидад.

– И он ушел. Это было последнее, чего я хотел. Я пытался убедить его остаться – все время слышал голос отца, который говорил мне, что я несу ответственность за Леона. Я вернулся к веб-жокею, нанял ее, чтобы она нашла его. Это чуть не разорило меня, но через три дня она кое-что обнаружила. Кое-кого. Некую Кармину Сун в клинике психологической травмы в Санта-Монике. Она сказала мне, что Леон связался с corillo Гуакондо и взял ее с собой. Это произошло в некровиле Санта-Моника.