– Разве они не пугают, все эти внешние и видимые признаки внутренних и физических перемен? Мать твою, я ведь уже не человек.
– Ты забываешь специальность Нуит, мясной мальчик. Внешние и видимые признаки – это ее ремесло.
Камагуэй посмотрел вверх на тонкие завитки перистых облаков, загораживающих небесный знак. Начинался еще один великолепный день в раю. А потом небо стало белым. На мгновение ему показалось, что солнце превратилось в сверхновую, а его глазные яблоки расплавились. Белый свет осветил внутреннюю часть его черепа. Обезьяны в листве, мертвецы в своих квартирах или на улицах, Камагуэй в окне отеля; все застыли, пораженные белым светом. Мир затаил дыхание. И медленно выдохнул. Он не ослеп.
– Последняя битва Земли, – сказал Нуит. – Либо военные бросили кости правильно и достали «хлопушки», либо им выпали «змеиные глаза», и «хлопушки» достали их. В любом случае, это был подлинный, мощный термоядерный взрыв.
– Разве это имеет значение?
– Никакого.
Сияние поблекло. Рассветные звезды проступили сквозь завесу небесного знака. Птицы, напуганные внезапной сменой ночи и дня, вернулись на свои насесты. Теплые тени в комнате теперь казались более глубокими, темными и манящими. Нуит пригласила его на кровать. Ее покрывала шкура гадрозавра; цвета пустыни, песка, загара и теней, чувственно мягкая и шелковистая. В правом верхнем углу виднелось непритязательное © Корпорада «Уолт Дисней». На шкуру упало несколько листочков фикуса-душителя.
Опустившись на колени, они поцеловались.
Она остановила его.
– Один момент, mi corazón[177]
. Если хочешь, чтобы все получилось хорошо, ты должен сказать мне, что тебе нужно. Не бойся, ты меня не шокируешь, я не буду втайне презирать тебя за темные и тайные мечты. Скажи мне, что ты хочешь со мной сделать, что я должна сделать с тобой – все так и случится.Он сказал – тихим, вороватым шепотом, боясь, несмотря на заверения Нуит, той тьмы, что выползала из его рта и пениса. Она провела языком по его губам. Он провел языком по ее нижним губам, когда она оседлала его лицо. Она провела языком по венцу его члена. Он заскулил от жуткого удовольствия. Она потянула его за тонкие черные иглы между бедер. Он рухнул на шкуру гадрозавра, тяжело дыша и обливаясь потом, не в силах сказать даже слово. Она потянула зубами тектопластиковую иглу на его ладони. Он чуть не потерял сознание. Она приказала ему перевернуться вниз головой и распластаться на покрытой листьями стене. Когда она его отпустила, он был как в бреду и ощущал себя длиной километров десять. Она выполнила аккуратную стойку на руках и обвила ногами его шею. Он положил Нуит лицом вниз на кровать, поднял ее ноги и трахнул ее. Она движением бедер заставила его лечь на шелковистую шкуру и оседлала, а потом все понеслось, и это было мощно, очень мощно. Он впился пальцами в ее груди – неужели они были такими большими и полными? – и соски торчали твердые и темные, как спелые логановы ягоды, между его покрытыми струпьями костяшками. Она схватила его член, чтобы он не кончил. Она сунула два увлажненных пальца в его анус, пошевелила ими, демонстрируя, что это не просто так, и свободной рукой направила его чешуйчатые, ребристые пальцы к своему клитору. Три, четыре, пять раз она подводила его к пику блаженства и отправляла обратно, прежде чем, наконец, вознестись вдвоем.
– Это первый раз, когда клиент притворился профи, – сказала она, вернувшись из ванной.
– В смысле?
– Сто двадцать с чем-то дают женщине возможность определенным образом оценить грехи мужчин. Ты не смеялся. Отличный секс – это не когда потеют, рвут жилы, выгибают спину и кричат «Господи, да!» много раз. Это старый голливудский секс. Секс на серебристом экране. Ну как с этим связан Бог? Отличный секс – это когда смеются: иногда вслух, но всегда беззвучно, вот тут. Всегда смеются вот тут. – Она коснулась места над сердцем. – А ты не смеялся. Ты не расслабился. Это было ненастоящее. Ты сыграл роль. Хорошо сыграл, да, но это было вранье. Ты вдруг вспомнил, где ты, кто ты, что делаешь и с кем – и это убило тебя. Наповал, Камагуэй. Что ты вспомнил, Камагуэй? Что ты мне не сказал? В чем ты не смог мне довериться?
Она встала на четвереньки поверх Камагуэя и посмотрела ему в глаза.
– Что, по-твоему, я не смогу принять? Я могу стать кем угодно, Камагуэй. Чем угодно.
Опираясь на локти, она взяла его лицо в ладони. Их разделяли считанные сантиметры. Нуит нахмурилась. Дрожь пробежала по ее лицу. Кожа сморщилась и перетекла в хромированный металлический череп.
Камагуэй закричал. Костяные, нечеловечески сильные пальцы удержали его, заставляя смотреть прямо в белые глазные яблоки.
– Вот что тебя возбуждает, Камагуэй? – Голос принадлежал Нуит и исходил из сомкнутых, оскаленных челюстей. – Ты удивишься, узнав, насколько это популярная идея. Полным-полно настоящих некрофилов, жаждущих заплатить большие деньги за свой особый порок. Нет? Может быть, Версия № 2 окажется под стать твоим греховным мыслишкам.