Некровиль

– Увы, Йенс Аарп. Я много раз был свидетелем подобной трагедии, но много раз я видел своими глазами, как текторы проносятся волной очистительного пламени: преобразуя, совершенствуя, даруя жизнь. Вас ждет тот же приз, шансы не изменились. Если кто-то поплатился за свою попытку, это не повод отказаться от стремления к успеху. Будь мы на скачках, разве вы не сделали бы ставку с шансами пятьдесят на пятьдесят? К тому же ни один тотализатор не сравнится с тем, что предлагаю я. Кто примет такой расклад? Мадам, как насчет вас?

Сеу Гуакондо уставился на Монсеррат Мастриани и явно потрясенную Розальбу. Экзоскелет неестественно громко гудел и булькал.

– Я знаю, каково это – быть заключенным в собственном теле, как в тюрьме; зависеть от внешних сил в удовлетворении своих потребностей. Ирония судьбы заключается в том, что я не могу попытать счастья с той силой, что живет во мне; у вас, по крайней мере, есть шанс стать целой, здоровой, крепкой умом и телом – шанс начать все заново.

Он протянул руки к двум женщинам. Экзоскелет зажужжал, отбрасывая Монсеррат назад на шаг, два, три, четыре.

– Нет-нет. Я не буду этого делать. Я не могу, – пробормотала она. – Я думала, это игра, просто игра… Но это не игра. Это реально. Это навсегда. Я никогда не думала о том, что случилось с теми, кто рискнул и проиграл, не понимала, что это могу быть я. Розальба! – закричала Монсеррат в слепом ужасе старухи, увидевшей лицо смерти среди зимних звезд.

– Я здесь, abuela[201], я здесь, все в порядке.

– Что я тут делаю, Розальба? Что я собиралась тут найти?

Их шаги разбудили эхо в укромных уголках и щелях церкви. Сеу Гуакондо склонил голову; один из его темных проводников материализовался из тени, чтобы увести старуху и ее внучку обратно в мир мяса. Тринидад чувствовала себя ужасно одинокой.

– Братья мои, – сказал mediarmuerte, – пожалуйста, уберите эту штуку. Зрелище смерти оскорбляет меня.

Два оставшихся черно-золотистых послушника исчезли в глубине церкви, чтобы принести инструменты.

– Сейчас, – прошептала Тринидад, сжимая руку Саламанки. – Сейчас.

– Итак, компания теперь состоит из двух человек, – сказал Сеу Гуакондо, поворачиваясь лицом к Саламанке и Тринидад. – Хватит ли у вас смелости взглянуть в лицо своим сокровенным желаниям, своим потаенным страхам и взять их за руку? Повернетесь ли вы и убежите в ночь – или останетесь, чтобы встретить рассвет истинной жизни?

Саламанка шагнул на площадку перед Сеу Гуакондо и посмотрел снизу вверх, на его непреклонные черты.

– Я сделаю это.

– Храбрый парень, – прошептал Сеу Гуакондо. – Это неопытное поколение еще не лишилось мужества. Кто ты, откуда, как тебя зовут?

Саламанка одним красивым и плавным движением выхватил теслер и двумя руками нацелил Сеу Гуакондо прямо в третий глаз.

– Можешь называть меня Немезидой, ты, болтливый ублюдок, любящий смерть.

– Так-так. – Сеу Гуакондо криво улыбнулся. – Я похвалил тебя храбрость, даже не догадываясь, что под маской скрывается дурак.

– Не выходишь из роли, – сказал Саламанка. – Извини, не могу аплодировать. Это за Леона.

Он прильнул лицом к теслеру, чтобы лучше прицелиться. Индикаторы системы наведения замигали, как желтые глаза: «Готово, готово, готово». Мститель нажал на спусковой крючок.

Оружие судорожно щелкнуло.

Саламанка выстрелил в Сеу Гуакондо еще три раза, опустошив обойму из пяти патронов МИСТ-27.

Ничего не произошло.

Страдальчески улыбаясь, полуживое существо подняло левую руку. У основания безымянного пальца блестело золото: кольцо.

– Небольшое, но очень эффективное устройство. Поле помех охватывает всю церковь, и, как говорят производители, защищает против любой доступной народу разновидности антитанатического оружия. В кои-то веки реклама не соврала.

Тринидад не успела даже пошелохнуться, как на нее набросились безликие стражи. Сильные руки схватили за плечи и подтолкнули к помосту. Она кричала, ругалась и искала, куда бы садануть ногой по блестящим комбинезонам, но никак не удавалось найти точку опоры. Чужие руки впились в ее шрамы, следы бунта, заставили встать перед Сеу Гуакондо. Мерзкая нежить посмотрела ей в глаза. Черные пальцы скрючились, словно когти, готовые вырвать душу с корнем; рука остановилась в пяти сантиметрах от ее лица.

– Не у всех есть второй шанс, – сказал Сеу Гуакондо Саламанке. – Но Сеу Гуакондо милосерден и великодушен. Опусти свое оружие, приди ко мне снова и сделай выбор. – Саламанка перевел прицел с Сеу Гуакондо на проводников, удерживающих Тринидад, и обратно. В какую бы сторону он ни направил эту штуку, он ничего не мог поделать. – Шансы всегда будут пятьдесят на пятьдесят, но осмелишься ли ты навязать их своей подружке?

– И что это за выбор? – сказал Саламанка. – Какую бы руку я ни выбрал, это будет Muerte. Это и был секрет игры? Никто никогда не выбирал правильную руку, никто никогда ее не выберет. Правильной руки нет! Вечной жизни не существует!

Сеу Гуакондо подозвал Саламанку ближе, ближе, в объятия рук.