Некровиль

– Если я не гарантирую вечную жизнь, то и вечную смерть не гарантирую. Ты думаешь, что я раскроюсь перед таким, как ты? Я загадка, воплощенный квантовый парадокс: существо, наполовину живое и наполовину мертвое. Я непознаваем, неразрешим, не определен до того момента, пока твоя свободная воля не разрушит пространство событий. Если до сих пор рука всегда оказывалась приносящей смерть, это не значит, что на этот раз она не принесет вечную жизнь. Я ничего не стану утверждать. Я не могу говорить наверняка.

– Освободи Тринидад, – потребовал Саламанка.

– Если она пожелает, – согласился Сеу Гуакондо.

По невидимому сигналу безликие существа выпустили девушку. Саламанка встал между протянутыми руками Сеу Гуакондо и положил теслер к ногам божества. Освободившись от прикосновения хозяина, оружие быстро потеряло форму, превратилось в мерцающую черную каплю. Тринидад увидела, как Саламанка поднял правую руку. Сама она опустила руки, ощущая свою беспомощность и бесполезность, и нащупала что-то в сумочке – какую-то выпуклость. Серебряная фляжка, на три четверти наполненная 60-градусным мескалем «Нуэстра Донья де лос Хагуарес».

Закрыв глаза, Саламанка почти сомкнул пальцы на руке Сеу Гуакондо.

– Саламанка! Нет! Нет!

Он обернулся, увидел и упал, уворачиваясь от выпада Сеу Гуакондо – все за ту долю секунды, которая понадобилась Тринидад, чтобы открыть фляжку и выплеснуть содержимое на лицо и ладони аватара. Существо взревело. Один из слепых стражей бросился вперед. Саламанка взмахнул локтем снизу вверх и нанес ему сокрушительный удар в челюсть. Тринидад услышала, как хрустнули позвонки, в тот самый момент, когда схватила лампадку и швырнула в Сеу Гуакондо. Руки существа распустились желтым пламенным цветком. Сеу Гуакондо издал отвратительный, безумный, невнятный вопль жуткой боли, пытаясь потушить огонь. Капли пылающего тектопластика упали на пол. Они были черными и золотыми.

– Саламанка! – Тринидад ткнула в сторону пылающих луж синтетической плоти. – Кольцо! Глушилка!

– Тринидад!

Она резко обернулась. Над ней нависло лицо, лишенное черт. Теслерный заряд проделал в нем десятисантиметровую дыру прямо в центре. Проводник кувыркнулся спиной вперед, а потом текторные гранулы превратили его плоть в вязкую смолы, вытекающую из всех отверстий оседающего черно-золотого комбинезона.

Тяжело дыша, Саламанка медленно навел теслер на пылающего, визжащего Сеу Гуакондо.

– Ну все, тебе кранты.

И теслер рявкнул несколько раз, выпуская быстрые пули, а церковь загудела от эха.

Лапа аллозавра опустилась в двух метрах от головы Сантьяго. Из прорези в вентиляционном отверстии metropolitano он увидел наросты уличной грязи там, где коготь торчал из золотисто-зеленой синтетической плоти.

Сантьяго не шевелился. Сантьяго молчал. Сантьяго не дышал, пока лапа не поднялась, и он почувствовал дрожь, когда она опустилась вновь где-то вне поля его зрения.

Бледный Всадник навис над полупрозрачной пластиковой крышей заведения Тупицы Эдди. Миклантекутли сказала «беги». Сантьяго побежал, не останавливаясь. Оглянулся только один раз, на аллее, обсаженной горящими пальмами, когда услышал рев, такой громкий, такой близкий, что почувствовал, как содрогнулась улица. Он повернулся и застыл, парализованный ослепительным светом фар, а потом могучая рука вытащила его из смертельного транса, швырнула через низкое бетонное ограждение, и он свалился, безуспешно хватаясь за склон и кувыркаясь, на дно сточной канавы, где плескались нечистоты. Аллозавр едва не тяпнул Сантьяго за пятки; беглец последовал за Миклантекутли вверх по ржавой металлической лестнице и через технический люк, слишком маленький для кого-то менее отчаявшегося, чем он. Миклантекутли провела его по лабиринту технических проходов и туннелей к вентиляционной шахте вышедшей из строя системы подземного скоростного транспорта, в которую они вписались, как дольки апельсина в кожуру, и все это время потолок содрогался от размеренных шагов «коня» кого-то из Бледных Всадников.

Миклантекутли выждала тысячу ударов сердца, прежде чем открыть люк и вылезти на мокрую улицу. Она присела на корточки на фоне светлеющего неба и протянула руку Сантьяго.

– Я не хочу подниматься.

– Хочешь спрятаться, как крыса в норе?

– Да. Я здесь в безопасности. Счастлив быть живой крысой, а не мертвым львом. А когда взойдет солнце, и Бледные Всадники вернутся в свои гробы и превратятся в пыль или камень, крыса выползет на свои убогие улицы и будет счастливее, чем ты можешь себе представить, Миклантекутли.

Она перегнулась через край люка и посмотрела прямо в его запрокинутое лицо.