Некровиль

– Город Мишуры, превращенный в Чертоги памяти[208], – сказала Миклантекутли. – Эта идея пришла в голову грекам, но итальянцы эпохи Возрождения возвели ее в ранг искусства. Театр памяти был методом построения целой мнемонической архитектуры – скажем, дома, где каждая комната была определенной областью, которую нужно было запомнить; ее планировка, декор, мебель, статуи и украшения – мы здесь говорим об особняках памяти, а не об архитектурном проекте жилья – были выбраны и размещены таким образом, чтобы вызывать конкретные ассоциации. Флигель может стать инвестиционным портфелем: доспех самурая – пакетом акций в «Хоум исланд эмнестиз»; позолоченный солнечный луч на стене – двухпроцентным опционом в «Судесте солар»; плюшевый медведь с апельсином в лапе – напоминание о том, что не стоит связываться с фьючерсами на поставки соков. Средневековая виртуальная реальность: что такое иконки прог, как не мысленные образы, заряженные воспоминаниями? Некоторые театры памяти оказались настолько переполнены нагромождениями мнемотехники, что их управляющим приходилось выгружать воспоминания из внутреннего пространства во внешнее. Реальные здания, реальные места стали хранилищами информации; прогулка по пьяцце к Миланскому собору была эквивалентна ревизии и обновлению домашних прог. Изысканная, полная барочной красоты методика, полностью устаревшая из-за ролодексов[209] и персональных компьютеров.

– Все это – огромный овеществленный Театр памяти? – спросил Сантьяго.

Дороги вели от маленькой площади в недра страны воспоминаний; справа – американская глубинка Дорис Дэй, озаренная светом серебристой луны, слева – красный город Ад, где безымянный Незнакомец вершил возмездие[210].

– По сравнению с классическим Театром памяти он выглядит так же, как сам Театр памяти, сопоставленный с «ми, соль, си, ре, фа на линеечках сидят» и «каждый охотник желает знать, где этот сраный фазан», – сказала Миклантекутли. – Ты его касался, чувствовал. Живая память; воспоминания о нас, нашем прошлом, наших жизнях, положенные на хранение, чтобы через тысячу, десять тысяч, миллион лет – когда мы проживем так чертовски много, что наши мозги не смогут все вместить, – мы смогли вернуться сюда и позволить символам, запечатленным на картонных улицах, вернуть нас к забытому минувшему.

Сантьяго положил правую ладонь на глиняную стену инопланетного бара. Голубая жемчужина матери-Земли висит над головой; под ногами распростерты солнечные крылья космического корабля, украшенного звездно-полосатым флагом исчезнувшей цивилизации.

– Но как?..

– Нанопроцессор – это, по сути, машина для хранения и воспроизведения информации. Процесс Теслера – это считывание и запись химической информации из нашей клеточной ДНК и транскрибирование ее в тектопластическую, а не белковую матрицу. Что такое человеческая память, как не скопления химических веществ в мозге; веществ, которые текторы могут хранить и обрабатывать, как и любые другие? Хочешь, чтобы я сказала Сантьяго Колумбару, что душа – не более чем взболтанный, но не перемешанный нейрохимический коктейль?

– Эти декорации – листы текторов, в которых хранится память, – проговорил Сантьяго, вычисляя плотность информации на один квадратный сантиметр, умножая ее на площадь стен, зданий, улиц, городов.

Он пересек маленькую площадь и коснулся дверного молотка Изумрудного города. Голубое небо, зеленое море, лодочка и я; на волнах качаются стеклянные сферы детекторов нейтрино – они похожи на сети японских рыбаков в далеком Тихом океане; в таком великолепном одиночестве, настроенном на квантовую вселенную, разум возвышается к состоянию Дзен. Далее – опора балкона во Французском квартале. Нет, Боже, нет, темнота, не хватает воздуха, сердце останавливается в груди, клетки мозга выгорают одна за другой, сознание угасает, ослабевает, проваливается во тьму, тьму, свет, свет! Он отдернул руку.

– Слишком грубо, слишком реально для тебя, muchacho? Это тебе не примитивный вуайеризм. Это жизни. Что тебя укусило?

– Женщина… умерла. Я почувствовал ее. Я был ею. Так мощно, Миклан, так ярко…