Некровиль

Главный вопрос, интересующий трайнцев – аднот, таинственный артефакт Клады, вращающийся вокруг нашего мира. Трайн – педантичное, сдержанное государство, склонное к секретности и аристократическому высокомерию; по крайней мере, таким его считают в Ан-Шабе. Трайнцы завидуют нашим успехам и нашему обществу, такому открытому и энергичному. В этой истории с Кладой они наши соперники и, возможно, враги. По правде говоря, я нахожу министров иностранных дел, Ауведа и Ханнаведа, образованными, остроумными и ничуть не заносчивыми, а их предполагаемый педантизм кажется мне достойной восхищения решимостью докопаться до истины. Без сомнения, у них тоже есть предубеждения относительно жителей Ан-Шабы.

Сессия выматывает. Вопросы кажутся придирчивыми и повторяющимися даже мне, не говоря уже о шестилетней девочке. После обеда я увожу пребендария Шодмер в спаленку, чтобы она отдохнула. Включаю игрушку-мобиль над кроватью: звучит старая-престарая туншабельская колыбельная, которую Шодмер любит, хотя не понимает. Какие песни поют детям перед сном на Науле? Жалюзи наполовину закрыты; послеполуденный свет, проникая через высокое окно, разбивается на теплые осколки и падает ей на лицо. Я представляю себе, что у нее и впрямь такая кожа: узорчатая, мраморная, инопланетная. Я почти целую это лицо. Почти. Смотрю на нее, одинокую в спальном алькове – посреди белых простыней, словно посреди ледника. Она слишком мала для всего, что происходит. Я вздрагиваю, качаю головой. Какое-то смутное дурное предчувствие; или это начинается мигрень, которую я себе пообещала? Как бы то ни было, я встаю и закрываю жалюзи, затем иду и отчитываюсь перед кураторами, Та-Гаххад. У меня две роли здесь, в Тайном месте, древнем пристанище морских охотников. Первая – страж пребендария Шодмер из Клады, вторая – шпионка.

* * *

– Не «Аднот», а аднот.

– То есть это не название космического корабля, а тип или класс?

– Не название и не тип звездолета или космолета. Это аднот.

– Автоматизированное устройство? Робот, разумная машина?

– Возможно. Он вещь в себе.

– Значит, его нельзя использовать для перевозки пассажиров между звездами или мирами?

Доля напряжения в голосе шестилетней девочки, которая пытается разъяснять взрослые слова и идеи – им, наверное, сотни тысяч лет, – передается мне, когда я пересказываю вопросы и ответы. Моя память, как всегда, безупречна. Я подозреваю, что именно это качество помогло заслужить эту должность на холодном юге, чтобы подслушивать, шептать и запоминать.

– Как вы себе это представляете? Ничто органическое не может пережить транспортировку со скоростью аднота.

– Пребендарий, при всем уважении, вы же ее пережили.

– Мои воспоминания. Моя личность. А тело вы сами создали. Клада огромна. Больше и старше, чем вы могли бы вообразить. Возможно, цивилизации IV типа[246] способны переносить человеческие тела в пространстве с релятивистскими скоростями – хотя я не представляю себе, зачем им это, – но мы не можем. Мы связались с вами через аднот. Если так будет проще, думайте об этой «личности Шодмер» как об элементе аднота на орбите вашего мира.

Легкий испуг. Трайнские министры иностранных дел попросили сделать паузу на несколько минут, подозвали советников и атташе. Пребендарий покачалась взад-вперед на стуле с упором для коленей, как будто умоляя, чтобы все поскорее закончилось. Я тоже этого хотела, но сперва желала бы расспросить, почему их так интересует аднот, какую пользу в нем они видят – или не видят – для своих национальных интересов. Я бы еще спросила про общество настолько огромное, что его границы растут быстрее, чем их можно нанести на карту. Попыталась бы заглянуть в самые недра полумиллионной истории. В моей голове витали вопросы, которые могли бы задать люди с сиянием звезд в глазах, а не политики, выпрашивающие голоса избирателей. За фасадом детской непоседливости пребендария я ощущала то же самое разочарование.

– Они зациклились на адноте, – замечает Кларба и делает пометку на экране наладонника. – А вдруг у них есть данные со спутников, которых нет у нас?