Некровиль

Как он и предполагал, закончилось все огнем, светом и славой. Он увидел, как пространство и время схлопнулись за пределами планковских единиц; он почувствовал, как градиенты энергии стремятся к бесконечности по мере того, как Вселенная приближалась к нулевой точке, из которой спонтанно возникла. Он ощутил, как универсальные процессоры, рассеянные по одиннадцати измерениям, перехватили эту энергию до того, как она иссякла, и применили с пользой. Это был всплеск, фонтан силы и страсти, как воспоминание об оргазме, похороненное глубоко в цепочке воспоминаний, которая и была днями Соломона Гурски. Из света в энергию, из энергии в память, из памяти в плоть. Сохраненные воспоминания Юа, история каждой частицы в предыдущей вселенной, были вплетены в ткань бытия. Умные суперструны катали шарики из свернутого одиннадцатимерного пространства, как священные скарабеи – навоз. Пространство, время, масса, необузданная энергия; вселенная умерла в квантовой флуктуации и возродилась в первозданном свете.

Соломон Гурски ждал в низовремени, где эоны коротки, как вздох, и ему показалось, что кто-то отдал приказ силам творения. Вспыхнул яркий свет – и галактики, скопления, звезды возникли перед ним разом, живые. Из сот Юа уже выползали идентичности, вливаясь в поток времени и новые тела, но то, что возродилось, было не вселенной, а вселенными. Воскресшие не были обречены слепо повторять свои прежние жизни. Каждый выбор и поступок, которые расходились с шаблоном, порождали еще одну вселенную. Сол и Ленья не соврали, когда сказали, что больше не встретятся. Точка входа Сола в мультивселенную была на тысячу лет раньше, чем у Леньи; мир, который он намеревался создать, никогда не пересечется с ее миром.

Старшие расы уже превратили мультивселенную в мильфей[245] альтернатив. Сол тщательно отслеживал нужный временной поток сквозь дымку вероятностей, пока первые люди вернулись в прошлое своей планеты. Звезды, складывающиеся в знакомые созвездия, оповестили Сола, что с появлением он промахнулся всего-то на пару сотен тысяч лет. Он отправился в путь по матрицам измерений, на каждом уровне приближаясь к временному потоку той вселенной, куда хотел попасть.

Соломон Гурски висел над вращающейся планетой. Цивилизации рождались и приходили в упадок, империи расширялись и рушились. Появлялись новые технологии, новые континенты, новые нации. Все это время альтернативные Земли уносились прочь, как оторванные страницы календаря на ветру, когда мертвые создавали новые вселенные для колонизации. Совсем скоро. Считанные мгновения. Сол выпал из времени Юа во временной поток обычных людей, как падает капля молока из набухшей груди.

Соломон Гурски упал с небес. Его возвращение к плотской жизни сопровождали иллюзии и трепет предвкушения. Светящиеся образы; инверсионный ангел, осветивший ночную половину планеты во время полета через темный океан к берегу, горе, долине, зареву костра среди цветущих кактусов. Тоска. Желание. Страх. Обретение и утрата. Господь так задумал: если хочешь, чтобы исполнилось заветное желание, надо отказаться от своей сути. Надо ее полностью забыть. В стеганом спальном мешке у костра, в укромной долине, овеянной ароматом кактусовых цветов, мужчина по имени Соломон Гурски проснулся от внезапного озноба. Ночь. Тьма. Звезды пустыни наполовину завершили свой круг. Окруженный камнями костер догорел до потрескивающих красных углей: ночные ароматы околдовали проснувшегося. Мотыльки тихонько порхали в поисках нектара. Сол Гурски всеми пятью чувствами впитывал свой мир.

«Я жив, – подумал он. – Я здесь. Снова».

Первозданный свет полыхал в его заднем мозгу; воспоминания о Юа, о силе, подобной всемогуществу. О жизни, которая пережила свою родную вселенную. Миры, солнца, формы. Вспышки, мгновения. Слишком массивные и плотные, чтобы уместиться в комочке серого вещества. Слишком яркие: никто не может жить, помня о том, что был богом. Эти воспоминания исчезнут…

…они уже тускнели. Нужно было помнить лишь о том – и он точно это не забудет, – что надо помешать этой вселенной следовать предначертанным курсом.

Осознав, что за ним наблюдают, он вздрогнул. Элена сидела на границе тени и света от костра, подтянув колени к подбородку и обняв их, смотрела на своего спутника. Кажется, подумал Сол, она смотрела так, без его ведома, уже довольно долго. Удивление и тревога от того, что он стал объектом чужого внимания, умерили как все еще свежую страсть, так и угасающие воспоминания о любви, продлившейся целую вечность.

Дежавю. Но в прошлый раз ничего подобного не случилось. Вот и первые расхождения.

– Не спится? – спросила она.

– Приснился очень странный сон.

– Расскажи.

Отношения были на той стадии, когда они искали в снах друг друга намеки на любовь.

– Мне приснилось, что наступил конец света, – сказал Сол Гурски. – Все закончилось сиянием, и оно было подобно кинопроектору, который сохранил образ мира и того, что в нем есть – в результате мир был воссоздан, как уже бывало раньше.