Некровиль

Детский щебет звучал над поросшими травой крышами поместья Тоэ Яу. Собралась вся община, включая младшую девочку – пятилетнюю любительницу попрыгать. На своей скорости, разумеется. С точки зрения родителей ей было несколько месяцев, и они все еще отлично помнили мучительные роды. Старший мальчик, из-за которого Быстрый и пришел, был подростком. Ноха Анджехау поприветствовал Быстрого, протянув воду и хлеб.

– Да хранит вас всех Господь, – сказал Быстрый, благословляя подношения. Малышка Немаха мелькала вокруг него, словно стайка букашек летним вечером. Быстрый услышал, как его переводческий узел повторил сказанное на Детской Речи, звучащей как чириканье птиц. Таков был его талант, его слава: он мог думать и говорить на двух языках сразу. Он был в Трехмирье посредником между поколениями.

* * *

Три колоссальных цилиндра колониального флота Аэо Таэа вот уже пятьдесят Взрослых Лет летели к звезде, согласно анпринской классификации называвшейся Сульпис-2157. Это была миленькая золотая звездочка, к которой прижимался газовый гигант, а вокруг гиганта вращалась согретая теплом планета, голубая, словно слеза. Большие и медленные астероиды, как выточенные на станке гайки двести километров длиной и сорок – между параллельными гранями, уже появлялись на самом краю восприятия сенсорной матрицы Анпринского народа в виде трех крошечных звездочек. Они находились слишком далеко от курса к системе Тей и, по правде говоря, были слишком незначительны. Галактика кишела подвидами-лилипутами, многие из которых понятия не имели о том, что входят в несоизмеримо более обширную и славную Кладу; они самозабвенно занимались своими маленькими проектами и империями, которые считали великими. Цивилизации обретали значимость, когда открывали способ перемещения со скоростью света. Анпринские этнологи отметили любопытный нюанс: сенсоры выявили причудливое временное искажение, как будто три корабля двигались со скоростью в десять раз меньше стандартной. Астрогаторы списали аномалию на гравитационное линзирование[261], внесли в бортовые журналы курс и скорость неуклюжего космического мусора и прицепили к нему метку «вероятная навигационная опасность».

Праздное любопытство и дотошность ныне покойных, испарившихся анпринов, которые могли бы не обратить внимания на медленных странников, спасли Йеддена. В безумном плане, который он придумал, наблюдая за гибелью анпринской цивилизации в сиянии новой звезды, всегда было больше надежды, чем уверенности. Он надеялся, когда черпал темную энергию, искажающую континуум, опираясь на расчеты, сделанные столетия назад, и зная, что они принесут плоды лишь спустя века. Надеялся, когда год за годом просыпался во время долгого бегства к бродячей нейтронной звезде, постоянно оказываясь во власти сомнений. Малейший просчет мог стоить ему световых лет и веков. Он не мог умереть, но его запас топлива вовсе не был неисчерпаем. Вечно падать среди звезд хуже любой смерти. Он мог бы покончить с сомнениями силой мысли, но тогда надежда тоже исчезла бы, оставив лишь слепую уверенность.

Продолжая надеяться и сомневаться, он обогнул нейтронную звезду и помчался дальше, как снаряд, которым выстрелили из гравитационной пращи.

Поскольку Йедден мог надеяться, он мог плакать; слезы из смартльда пролились, когда радары дальнего действия засекли три движущихся объекта менее чем в пяти световых часах от расчетной точки.

Когда Йедден превратил остатки топлива в темную энергию, чтобы догнать армаду Аэо Таэа, ему пришла в голову шальная мысль. Несмотря на все перемены по сути и форме, он так и не утратил способность видеть числа и слышать их шепот. А ведь от жизни, которую он вел на Тее, его отделяла половина тысячелетия.

Десять дней он транслировал сигнал бедствия: «Помогите, я единственный выживший в звездной войне». Он знал, что в космосе не действует морское право, как в мировом океане Тея, и нет Морских самостей – Аспектов, одновременно великодушных, суровых и отважных. Аэо Таэа могли его небрежно прикончить. Но он собирался подкупить их с помощью взятки.

* * *

Как и во многих сельских домах ковчега Амоа, в поместье Тоэ Яу был деревянный бельведер, расположенный на холме через два поля по ходу вращения цилиндра. Легкий и изящный, сплетенный из ветвей генетически модифицированной ивы, этот павильон – как и множество других, разбросанных повсюду в кантонах Амоа, – стал местом собраний, где Взрослые могли общаться друг с другом на своей скорости, сняв ненавистные преобразователи речи с шеи, ворчать, ныть и сплетничать, а также шпионить через телескоп и круглое отверстие в крыше за сородичами на другой стороне мира. Вечеринки с телескопом стали самым модным поводом для Взрослых, чтобы уединиться и пожаловаться на отпрысков.