Нелегкий выбор

— Надеюсь, вы говорите по-английски? — спросил он, слегка озадаченный ее молчанием.

— Разумеется, — невнятно пробормотала Фэрил и прокашлялась. — Присаживайтесь и будьте как дома.

Господи, что такое она несет? Можно подумать, друг дома пришел на ужин! Фэрил напомнила себе, что она здесь для занятий сексом с мужчиной, которого видит впервые в жизни.

— Вот и славно! — Дон удобно устроился на диване и похлопал по сиденью. Присоединяйтесь! Итак, меня зовут Дон, и я в восторге от вашей красоты. Вас зовут?..

— Ф… Фэй.

«Я такая же Фэй, как ты — Дон. Кто ты там на самом деле? Дэвид? Дональд? Какая разница!»

— Фэй, о’кей, начнем скорей! — продекламировал Дон, улыбаясь.

Фэрил не двинулась с места. И вдруг ей стало досадно. Вот дура! Она пришла сюда, чтобы поразвлечься, а вместо этого трясется и психует, как неопытная девчонка! Если этот тип может доставить женщине удовольствие, что с того, что он за это платит? Надо встряхнуться и заняться делом, иначе он весь вечер будет сочинять идиотские стишки, а она — хлопать в ответ глазами!

Фэрил прошла к дивану и опустилась рядом с Доном, постаравшись принять непринужденную позу.

— Рада, что вы здесь, — сказала она, поднимая бокал и бросая из-под ресниц почти лукавый взгляд.

Дон внимательно оглядел ее лицо и фигуру. Очевидно, увиденное понравилось ему, потому что он с довольной улыбкой провел кончиком пальца по ее колену.

— Сегодня у меня не так много времени, но я постараюсь, чтобы оно не прошло впустую. Как насчет поцелуя?

Фэрил осушила бокал одним глотком, и опьянение вернулось к ней. С чего это он так вежлив? Или правила едины для всех приходящих сюда? Впрочем, если у него мало времени, рассуждать некогда. Пора наконец вкусить заслуженную безнравственность после стольких лет безупречной верности!

— Ну конечно же, поцелуйте меня поскорее!

Она чуть было не захихикала — до того происходящее напоминало плохую мелодраму.

Дон наклонился и медленно коснулся губами ее губ. Фэрил закрыла глаза, невольно представив себе Джона и то, что это его губы вот-вот прижмутся к ней в поцелуе. Нет! Не так! Она приказала себе почувствовать прелесть того, что в рот проникает чужой язык, двигаясь все увереннее, все требовательнее.

Рука его поползла с колена вверх, добралась до груди и слегка сдавила сосок. Потом Дон отодвинулся, но рука продолжала путешествовать по ее телу, спустилась к кромке платья, проникла под подол. Дыхание Дона участилось. Пальцы пробирались все выше, пока не наткнулись на застежку.

— О! — прошептал приятно удивленный Дон. — Пояс и чулки… и шелковые трусики… Ты — само совершенство!

Расслабься, расслабься, уговаривала себя Фэрил, чувствуя между ног его прикосновение. Она откинулась на спинку дивана, положив ладони на плечи Дона. Подол платья потянули вверх, на талию.

— О, моя сладенькая…

Пальцы проникли под тонкий шелк белья и оставались там несколько секунд, поглаживая. Потом Дон резко поднялся и с неожиданной силой подхватил Фэрил на руки. Ее руки инстинктивно сомкнулись вокруг его шеи, и вот ее понесли, понесли легко, как ребенка, в спальню — к атласным простыням и презервативам в верхнем ящике тумбочки.

Оказавшись на постели, она открыла глаза. Обширное пространство для любовных игр было едва различимым в полумраке. Дон стянул и отбросил в сторону платье. Фэрил почти не обратила на это внимания, думая только о том, что совершенно пьяна.

Незнакомый, совсем чужой мужчина раздевался, маяча на фоне освещенной двери, как длинная худощавая тень. Вот он стянул один за другим ботинки, расстегивая при этом пояс брюк, вот сбросил рубашку. Потом приблизился, обдав ее чужим запахом. В памяти тут же всплыла знакомая картина: Джон, широкоплечий крепкий Джон, только что принимавший душ, свежий… Джон!

«Боже милостивый, я, должно быть, сошла с ума! — мысленно закричала Фэрил. — Все это неправильно, глупо, отвратительно! Никогда в жизни я не поступала так гадко, как сейчас!»

Она должна бежать, бежать немедленно или хотя бы крикнуть этому чужаку, чтобы не смел прикасаться к ней! Но она не могла шевельнуть губами, не могла двинуться. Все происходящее было делом ее собственных рук, а за ошибку всегда полагалось платить.

Между тем ее тело продолжали жадно лапать, над ухом раздавалось дыхание, похожее на приглушенное уханье. Потом с нее стащили белье и раздвинули ноги пошире в стороны.

— Сейчас, сладенькая, сейчас…

Ненадолго Фэрил оказалась свободна. Тот самый верхний ящик тумбочки, тупо подумала она, услышав треск разрываемой упаковки презерватива. Потом сверху навалилась тяжесть. Между ног что-то толкнулось, еще и еще раз — пока не оказалось внутри. Она застонала от унижения и горя.

«Господи, прости меня, Господи! Джон, милый мой, любимый, прости!»

Слезы катились по лицу, щекоча мочки ушей. Толчки внутри продолжались, сопровождаемые невнятным бормотанием, которое Фэрил не могла и не желала понимать. Пальцы стискивали ее плечи все сильнее, до боли. Наконец со стоном облегчения мужчина рухнул на нее и остался лежать, часто дыша.