Нелепое в русской литературе: исторический анекдот в текстах писателей

А вот еще более интересный пример. В книжке М. Волковой и С. Довлатова «Не только Бродский. Русская культура в портретах и анекдотах» приведена история о том, как Довлатов в юбилейные для Булата Окуджавы дни послал ему телеграмму следующего содержания: «Будь здоров, школяр». Потом при встрече Окуджава рассказал Довлатову, что получил 85 таких телеграмм.

После выхода книжки у Окуджавы спросили: «Вы и в самом деле получили 85 телеграмм, состоявших из фразы “Будь здоров, школяр”?» Булат Шалвович ответил: «Ну что вы! Ни одной».

То, что Довлатов «навешивал» анекдоты на своих приятелей, знакомых и даже незнакомых людей, было абсолютно оправданно, ведь в анекдоте, как я уже говорил выше (это правило сформулировал когда-то Вадим Вацуро), главный интерес переносится с фактической на психологическую достоверность события.

Не важно, было ли это на самом деле, а важно, что могло быть. И на этом основании как раз и строится весь без исключения довлатовский мир. Взаимоотношения этого мира с реальностью крайне неожиданны, но они полностью коренятся в природе жанра.

Анекдот в русской культуре чувствовал себя всегда частью реальности: он был в ней, а не над ней. Благодаря Чехову этот низовой жанр превратился в большую литературу.

Довлатов же разрушает анекдот как элемент литературного пространства. Он вносит анекдот обратно в быт, деструктурируя это пространство как особый тип реальности.

Что же в результате происходит? А происходит оживление и даже оживание жанра.

И что же теперь – после Довлатова? Попробуем понять.

После Довлатова. Анекдотизация литературы

Я лично думаю, что единый, большой, связный текст сейчас почти уже невозможен. Точнее говоря, он возможен, но это должно восприниматься как некая стилизация ПОД ЛИТЕРАТУРУ, это явление окажется мертворожденным, как что-то не совсем настоящее.

Писать традиционный роман теперь как-то даже не совсем удобно. Кстати, подобный в общем-то тип ситуации был характерен и для эпохи становления романа, с той только разницей, что тогда происходила романизация (оживление) затвердевшей жанровой системы литературы и в результате все, что было создано вне этой тенденции к романизации, воспринималось как стилизация, как что-то ненастоящее. М. М. Бахтин считает, что:

Особенно интересные явления наблюдаются в те эпохи, когда роман становится ведущим жанром. Вся литература тогда бывает охвачена процессом становления и своего рода «жанровым критицизмом». Это имело место в некоторые периоды эллинизма, в эпоху позднего Средневековья и Ренессанса, но особенно сильно и ярко со второй половины XVIII века. В эпохи господства романа почти все остальные жанры в большей или меньшей степени «романизируются»… Те же жанры, которые упорно сохраняют свою старую каноничность, приобретают характер стилизации. Вообще всякая строгая выдержанность жанра помимо художественной воли автора начинает отзываться стилизацией[187].

Обратите внимание: Бахтин сделал оговорку, что жанровые перевороты случались, конечно, и раньше, но в таких грандиозных масштабах и с такими последствиями, которые изменили весь вид литературы, случилось впервые именно с романом.

Однако характер нынешней литературной ситуации убеждает, что дело тут вовсе не в романе как таковом и в каких-то его особых преимуществах, а в некоем конце литературного развития.

Судите сами. Сейчас анекдотизируется не только сам былой владыка роман, но и повесть и рассказ подвергаются анекдотизаии, как в пору становления романа романизировались другие жанры. А, например, в XIV–XV веках в итальянской литературе явно шел процесс новеллизации.

Нынче, как я убежден, анекдотизируется сам роман. Судя по всему, идет процесс кристаллизации нового жанрового костяка литературы.

Тип уходящей, распадающейся ныне литературной системы определил в свое время появление романа. А тип строящейся на наших глазах новой системы определяет вырвавшийся из подполья (или, по крайней мере, из периферии) анекдот.

Конечно, окончательные выводы пока делать рано, но наметить складывающуюся тенденцию, кажется, уже можно, ибо она проявилась к настоящему времени достаточно выпукло.

В нынешней литературе во многом действует закон анекдотического эпоса, закон свободной циклизации отдельных дискретных сюжетов. Принцип целостного большого полотна на данном этапе литературного развития как будто изживает себя. Активно работает принцип раздвижной рамы, когда можно добавлять одни эпизоды или убавлять другие.

Анекдот – свободный жанр, и он принес с собой свободу. И еще анекдот всегда есть отдельный случай, что как раз и делает сейчас погоду.

Каждый случай самоценен, каждый бросает свой особый отсвет на всю картину. Микросюжет побеждает большой сюжет, что как раз и объясняет самую возможность активного и мощного наступления анекдота. При этом нельзя сбрасывать со счетов и вот еще какое обстоятельство.

Именно теперь чрезвычайно перспективна малая динамичная форма. Она как нельзя лучше соответствует максимально убыстрившемуся темпу нашей жизни.