Нелепое в русской литературе: исторический анекдот в текстах писателей

Роман стал неконкурентоспособен, а вот структура анекдота оказалась очень своевременной.

В анекдоте всегда маркированы начало и конец текста. Середина не очень важна, часто ее просто нет. Более того, начало и конец анекдота зачастую противостоят друг другу, и тогда из их столкновения анекдот, собственно, и рождается:

– Каким образом ушиблен у тебя, братец, глаз?

– Не образом, а подсвечником, за картами[188].

В романе же, наоборот, главное – середина; начало же и конец нередко имеют чисто формальное значение. Более того, роман начинается с середины; точнее, с какого-то одного отрезка жизни, который в силу ряда причин был выбран как система отсчета событий.

Начало романа – это просто толчок к последующему движению. Конец же часто приходится обрывать; напомню наблюдение В. Г. Белинского:

Что же это такое? Где же роман? Какая его мысль? И что за роман без конца? Мы думаем, что есть романы, которых мысль в том и заключается, что в них нет конца, потому что и в самой действительности бывают события без развязки[189].

Роман – это ведь некое бытие, параллельное реальной действительности. И поэтому у него не может быть настоящего конца (если это, конечно, не детектив), как и не может быть настоящего начала.

Роман – это движение, это процесс, это та середина, которой часто нет в анекдоте. И вхождение читателя в роман есть именно вхождение в некий процесс. Поэтому большой романный сюжет на самом-то деле весьма условен, и в принципе совсем не он определяет единство романного текста. Это понял еще Лев Толстой и экспериментально попытался показать в поздних своих вещах (например «Фальшивый купон»), что можно обойтись и без общего сюжета.

Так или иначе, но традиционная романная структура в наши дни во многих отношениях оказывается задвинутой в тень. Сама собой назрела ситуация, о которой мечтал когда-то Гюстав Флобер:

Что мне кажется прекрасным и что хотел бы я сказать – это книга ни о чем: книга без всякой внешней опоры, которая держалась бы сама собой, внутренней силой своего стиля, как держится в воздухе земля, ничем не поддерживаемая[190].

Сейчас налицо, мне кажется, отказ от единого внешнего стержня, от большого развернутого сюжета. На самом деле в этом нет ничего страшного, просто все привыкли считать большой сюжет главным атрибутом романа. А он, как выясняется, вполне может обойтись и без этого.

Что же случилось с романом после того, как внешний стержень текста вдруг оказался не очень-то и нужным, стал мешать, когда выяснилось, что роман вполне может функционировать и без большого сюжета?

Когда возобладала тенденция насыщения текста мириадами микросюжетов, это, несомненно, стало только обогащать роман. Однако инерционный взгляд на немыслимость существования романа без большого сюжета привел к тому, что новые явления в романе стали восприниматься как аномалия, как деградация жанра. Между тем, если с самого же начала попытаться беречь и холить эти новые явления в романе, то жанр, может быть, не только выживет, но и возродится. При этом мощная прививка анекдота неизбежна. Тем более что это все равно уже происходит.

Роман с самого своего возникновения оказался формой крупной, а с возрастом становился все более неподвижным. А анекдот всегда был жанром бродячим, мобильным, склонным к быстрым перемещениям, способным к проникновению в объемные тексты и закреплению в них.

Как только роман стал отказываться от большого сюжета, тут же начала происходить анекдотизация жанра. Впрочем, ничего удивительного в этом нет. Анекдот (этот жанр-бродяга, жанр-паразит) и прежде уже проникал в романы («Мертвые души», например). Да, происходило это спорадически, но случаи все же были.

Итак, началась анекдотизация романа. Но при этом он отнюдь не рассыпался, не обвалился, хотя разного рода тревожные ситуации то и дело возникают. Нет причин считать, что с освобождением романа от большого сюжета под угрозой оказалась сама художественная специфика жанра. Конечно, анекдотизация романа сулит некоторые опасности, но она же обещает и возрождение жанра. Роман может погибнуть из-за анекдота, не справившись с массированными атаками жанра-паразита, но может и возродиться, и во многом тоже из-за анекдота.

В свое время П. Н. Медведев (а может, и сам М. М. Бахтин?) решительно развел анекдот и роман, отдав при этом все преимущества роману:

Для того чтобы создать роман, нужно научиться видеть жизнь так, чтобы она могла стать фабулой романа, нужно научиться видеть новые, более глубокие и более широкие связи и ходы жизни в большом масштабе. Между умением схватить изолированное единство жизненного положения и умением понять единство и внутреннюю логику целой эпохи – бездна. Поэтому бездна между анекдотом и романом[191].