Этой майской московской ночью ему не снилось абсолютно ничего. Если бы, проснувшись в своем номере, он смог сразу думать, то осознал бы, что не помнит, спал ли вообще. Когда Ральф открыл один глаз, а после медленно, с усилием, второй, ему почудилось, что он переживает момент своего рождения. А точнее, перерождения.
Голова гудела и пульсировала, во рту был отвратительный привкус, а упорные попытки мозга отыскать куда-то запропастившиеся воспоминания о последних часах стабильно терпели фиаско.
Ральф отметил, что впервые в жизни оказался в таком плачевном состоянии. Приподнявшись с огромным трудом, он, к своему ужасу, догадался, что находится вовсе не на удобной двуспальной кровати типа «кинг сайз», а лежит на ковре, на полу, напротив включенного телевизора, в джинсах и в одном ботинке, потому что другой служит ему подушкой.
В номере витал остаточный дух ночной пьянки, замешенный на запахе табака и недопитого алкоголя. На столике, за которым накануне приличный турист из Баварии изучал карты Москвы, стояла почти полностью опустошенная бутылка виски. В пустом стакане лежали окурки, с десяток примерно. Некоторое их количество было также разбросано на столе. Пепельницы поблизости не было. И быть не могло — Ральф всегда заказывал номер для некурящих.
«А кто курил?» — спросил себя Ральф и тут же понял, откуда взялся такой непривычный привкус во рту.
Он поднялся, сбросил с ноги ботинок и направился в ванную, попутно отметив, что на нем нет носков, а пуговицы на рукавах валяющейся в коридоре номера рубашки застегнуты.
В зеркале на Ральфа смотрел чужой человек, небритый, грустный, с отпечатавшимся на левой щеке узлом шнурка ботинка, в тесном контакте с которым он провел ночь.
Зазвонил телефон. Ральф снял трубку и попытался бодро произнести:
— Халло…
— Гутен морген, хау а ю? — это был Антон.
— Пока не знаю, — простонал Ральф.
— И не торопись узнать, а то может быть стресс. Я уже подъезжаю…
— В смысле? Ты подъезжаешь?
— На часы вы смотрели, товарищ турист? Время уже почти три часа дня, а мы договорились сегодня утром, что встретимся в холле гостиницы в полдень. Еще протянем немного, и нас в монастырь не пустят. В общем, приеду сейчас и все тебе расскажу. У тебя двадцать минут.
Ральф подумал, что перед лицом такого жуткого похмелья ничего не значат все дела всех жизней, вместе взятых. Ему не хотелось ехать в монастырь, куда он так стремился попасть вчера ночью. К своему стыду он признал, что ему сейчас почти все равно, найдет он следы своего сгинувшего в России дяди или нет. Все, чего ему сейчас хотелось… На самом деле ужас ситуации состоял в том, что ему сейчас не хотелось ничего.
Антон и правда приехал ровно через двадцать минут, продемонстрировав немецкую точность. Ральф, напротив, не успел собраться — у него буквально все из рук валилось; ему казалось, что он все еще пьян. Антон вошел в комнату и, увидев Ральфа, в восхищении отпрянул:
— Вот это да! Какое поразительное преображение личности!
— Плохо выгляжу?
— Очень органично. Ты теперь похож на русского в воскресенье. А сегодня воскресенье.
— Антон, а что это портье так на нас посмотрел, улыбался как-то странно? — спросил Ральф, когда они вышли на улицу.
— Это он не на нас, это он на тебя так посмотрел. Ты ведь вчера, когда мы из ресторана приехали, требовал продолжения праздника.
— Я?!
— Ты. И еще просил девушек пригласить.
— Этого не может быть! Каких девушек?
— Любых. Тебе было все равно. Когда вернемся, сам у него спросишь. Он как раз только на смену заступил, а тут мы с тобой появились. А потом он нам еще в номер виски принес и сырную тарелку. Не помнишь?
— Нет, — глухо ответил Ральф и низко наклонил голову. Ему было стыдно.
Мерседес Антона выехал на Тверскую.
— Один мой товарищ знаком с монахом Донского монастыря. Он говорит, парень очень эрудированный и теоретически может нам помочь. Ты только не говори, зачем ты здесь. Скажи, мол, просто интересуешься историей православия. Если хочешь воды, на заднем сиденье лежит бутылка боржоми. Это грузинская, очень хорошая.
Антон парковал машину около ворот монастыря, при этом набирая чей-то номер на своем мобильном. Проходя мимо белой будки сторожа, Ральф с облегчением обнаружил, что вчерашний страж обители сменился. Возле деревянного строения, где продавались церковные книги и свечи, их ждал долговязый молодой человек с аккуратно подстриженной бородкой.
— Вы — Антон? — спросил он, протягивая Ральфу руку, которую тот машинально пожал.
— Антон — это я, — спутник Ральфа пришел ему на помощь. — А это — мой друг из Германии. Его зовут Ральф.
— Очень приятно, — ответил долговязый. — Меня зовут Михаил. Можете величать Мишей, если вам так удобней.
— Михаил, наш гость интересуется историей Донского монастыря. Нам бы хотелось тут погулять, и мы просим вас, если можно, рассказать какие-нибудь интересные, желательно малоизвестные факты.
— Конечно. Только про Донской монастырь уже всем все давно известно. Пойдемте пока к храму, а я вам по ходу буду рассказывать.