Немецкая русофобия и её причины. Философия, история, политология

Соответственно, сформулированная членом правления партии Антоном Аккерманом идея «особого немецкого пути к социализму» предлагала, можно сказать, национально окрашенную концепцию рассчитанного на длительный срок общественной трансформации на востоке Германии, а в перспективе – и по всей стране[218]. Это соответствовало представлениям И. В. Сталина о народно-демократических революциях в Восточной Европе, интересах безопасности Советского Союза, недопущении вероятных международных конфликтов с прежними союзниками и возможности строительства социализма в долгосрочной перспективе[219]. Скорое начало новой войны между прежними союзниками не могло помешать и даже отчасти способствовало осуществлению этой концепции. Но обе стороны вскоре отбросили осторожность и, прибегнув к абсолютно недвусмысленным политическим решениям и демонстрациям военной силы, обеспечили безальтернативность путей развития в долгосрочной перспективе. В конечном счёте холодная война и упрочнение сталинской власти положили конец надеждам на особый политический путь Восточной Европы. Предполагалось, что на этой территории будет существовать только одна модель – советская, и каждое отдельное государство и каждая коммунистическая партия в интересах «великого дела» должны были подчиняться Советскому Союзу и КПСС. Этот курс был взят Восточной Европой и коммунистическими партиями в 1948 году, когда холодная война уже шла полным ходом. [После Фултонской речи Уинстона Черчилля, произнесённой 5 марта 1946 года в Вестминстерском колледже в Фултоне, штат Миссури, США – Прим. ред.].

Следствием этой конфронтации мирового масштаба стал раскол Германии и образование двух отдельных государств. Мнения о том, какую позицию следует занять по отношению к великой восточной державе, ставшей вскоре сверхдержавой, разошлись.

Тем не менее примечательно, что на протяжении всех десятилетий Советский Союз в своих отношениях с Германией, невзирая на все кризисы и периодическую угрозу ядерной войны, вновь и вновь возвращался к базису, заложенному Рапалльским договором. Москва была заинтересована в сильной нейтральной Германии, существующей как единое целое, и в установлении дружественных отношений с ней. То, что в итоге в период с 1945 по 1989 годы СССР мог опираться только на часть этой страны, являлось для него поражением. Именно поэтому отношение к ГДР – «нелюбимому ребёнку Сталина»[220], – как и её отношение к Советскому Союзу, оставались противоречивыми. «Наши» немцы были важны в качестве экономических партнёров, младших военных партнёров и передового рубежа обороны.

До тех пор, пока немецкие товарищи и ГДР с готовностью учились у «старшего брата», отношения были превосходными. Но стоило ведущим немецким политикам – а это касалось как Вальтера Ульбрихта, так и Эриха Хонеккера, – начать жить своим умом и проявлять инициативу, Москва настораживалась. Тем не менее ГДР превратилась в подобие советской модели, пусть и с ярко выраженной национальной спецификой, которая сделала немецкую попытку строительства социализма, по крайней мере, в 1960-х – 1970-х годах значительно привлекательнее советской. Так мог работать реальный социализм – под защитой Советского Союза, с ограниченными, не всегда выгодными для ГДР экономическими связями, с чёткими предписаниями, касающимися внешней политики и безопасности и по меньшей мере эпизодическим мощным влиянием на внутреннюю политику. Трижды судьба ГДР была поставлена на карту. Дважды советские танки, списание задолженностей и кредиты помогали спасти ГДР: в 1953 и 1961 годах.

Лишь в 1989 году ГДР оказалась настолько обременительна для занятого перестройкой руководства СССР, что оно было готово отпустить её на запад, лелея мечту об объединённой Германии, сильной, но по возможности нейтральной. Предполагалось, что такая Германия будет более выгодна Советскому Союзу. Объединение состоялось, пришедшие к тому времени в упадок советские республики получали финансовую и материальную помощь из ФРГ. Однако в итоге Советский Союз утратил свой статус сверхдержавы, новые элиты избрали путь к капитализму, возглавив страны второстепенного значения, чем охотно воспользовался Запад – и ФРГ вместе с ним. Лишь в начале нового века Москва вернулась на мировую арену и, как минимум с момента украинского кризиса, вновь находится в конфронтации с Западом, с США и, не в последнюю очередь, с ФРГ. Такой вот порочный круг.