Немецкие предприниматели в Москве. Воспоминания

Эти приемы, напоминавшие мне мои македонские впечатления, проходили с пышной торжественностью. Убранство его гостиной тоже состояло исключительно из ковров, на которых приходилось сидеть по-турецки, вкушая предложенное угощение, обычно плов, и требовалась определенная степень ловкости, чтобы есть его рукой, потому что ни ложек, ни вилок не было. Нужно было сунуть руку (предварительно тщательно вымытую) в общий котел, стоявший перед гостями на ковре, извлечь из него пальцами щепотку плова и отправить ее элегантным движением в рот.

Эти азиаты стояли на более высоком культурном уровне, чем наши русские покупатели кумача. «Чаевые» у них были исключены, однако приветствовались маленькие подарки, которыми продавец выражал свое дружеское расположение к покупателю.

В качестве ответного дара я обычно получал восточный коврик для намаза. Со всеми этими очень разными покупателями блестяще умел находить общий язык наш продавец Яков Семенович Лопатин. Невозможно представить себе, чтобы немец в общении с русскими покупателями пряжи смог добиться хотя бы половины того, чего добивался этот милейший человек. Он был человеком старой закваски, из тех умеренно европеизированных русских, что отличались необыкновенной верностью и, трезво оценивая свои деловые способности, никогда не переходили границ, положенных им их природой и образованием. Но в рамках этих границ они всегда были на высоте. В следующем поколении такие люди встречались все реже и реже.

Лопатин знал меня еще ребенком, когда был управляющим складом у моего отца и мы, мальчишки, резвились между его бочек с сахаром и тюками с хлопком. Огромное уважение, которое он питал к моему отцу, он перенес на меня в форме нерушимой преданности.

***

Кроме торговли пряжей я занимался в Нижнем также продажей чугунной посуды – изделий наших чугуноплавильных заводов в Мышеге и Черепети. Этот товар доставлялся в барках вниз по Оке и там, где она впадает в Волгу, на так называемых песках (песчаных речных отмелях, появляющихся летом при низком уровне воды), выгружался и продавался. Здесь, на этих «песках», реализовывалась вся продукция чугуноплавильных заводов Урала и приокского региона.

Главными покупателями нашей чугунной посуды были братья Ремизовы из Нижнего Новгорода, славные люди патриархального склада, с которыми я не раз устраивал чаепитие. Однажды во время такой встречи я продемонстрировал братьям сахариновые таблетки как новое, немецкое изобретение и пояснил, что, чтобы подсластить чай, достаточно одной таблетки. Мои слова вызвали удивление и недоверие, а когда я бросил в чай таблетку и сахарин стал с шипением растворяться, мои друзья не на шутку испугались и долго не могли решиться начать пить чай, опасаясь, что тут не обошлось без нечистой силы. Только когда я выпил свой стакан и не оказался в аду, они собрались с духом и последовали моему примеру. Однако, прежде чем сделать первый глоток, они несколько раз перекрестились.

Убедившись, что сахарин совершенно безопасная штука и не имеет никакого отношения к нечистой силе, они с облегчением и радостью констатировали, что немцы и в самом деле изобретательный народ, есть, мол, даже русская поговорка: немец хитер: обезьяну выдумал.

***

Поездка по ярмарке – а пешком ходить по обширной территории было делом безнадежным – давала посетителю массу разнообразных впечатлений и поражала многообразием экономической жизни. Поскольку он видел не образцы товаров, а товары в огромном количестве, зрелище было весьма впечатляющим. Ни в одном порту, ни на одном рынке мира нельзя было увидеть такой полной и яркой картины мировой торговли, как на Нижегородской ярмарке. Все виды сырья, товаров и изделий, производившихся на бескрайних просторах Российской империи или ввозившихся из‐за рубежа, были широко представлены здесь самым наглядным образом.

В последние две недели августа ярмарка достигала своего апогея. К этому времени сюда съезжались главы крупных московских торговых домов и владельцы фабрик, здесь заключались сделки, определявшие дальнейшее развитие торговли.

Потом начинался дикий кутеж: москвичи считали своим долгом разгуляться и «отвести душу». Этому смогла положить конец только эпидемия холеры, случившаяся, кажется, в 1893 году304. Московские вельможи от коммерции с тех пор предпочитали сидеть в Москве, предоставив вершить дела в Нижнем своим проверенным продавцам. К тому же с развитием железной дороги Нижегородская ярмарка утратила свое былое значение.

***

Эпидемию холеры во время ярмарки я никогда не забуду. Я еще находился в Москве, но счел несправедливым отсиживаться в московской конторе, в то время как Лопатин и другие наши сотрудники, которые уже были в Нижнем, подвергали себя опасности. И в назначенный срок отправился в Нижний.

Эпидемия приняла чудовищные масштабы. Каждый день умирали сотни людей; мимо окон нашего дома в Китайском ряду то и дело тянулись длинные обозы с трупами, направлявшиеся к местам погребения.