Немецкие предприниматели в Москве. Воспоминания

Самым любимым источником доходов владикавказских чиновников была торговля концессиями на нефтеносные земли. Дело в том, что на государственной (казачьей) земле и на земле местных жителей предоставление концессий было ограничено, то есть осуществлялась время от времени, только когда приходило принятое в Петербурге центральными казачьими властями решение о сдаче в аренду небольших участков. Выдача соответствующих документов, производившаяся в Терской казачьей администрации, была возможна лишь в день публикации в Петербурге соответствующего императорского распоряжения в «Правительственном вестнике»; выдача таких разрешений чиновникам была запрещена. Но шайка чиновников, монополизировавшая предоставление разрешений, нашла прекрасный выход из положения: заранее тайно получив от своих петербургских партнеров из главного управления не подлежащую разглашению информацию о том, что в определенный день в правительственном бюллетене будет опубликовано сообщение о выдаче разрешения на предоставление определенного участка, участники сговора в 12 часов назначенного дня сообщали информацию своим сообщникам, подставным лицам (которые не были чиновниками), чтобы те получали документы на эти участки, а затем продавали заинтересованным лицам.

Жизнь в Грозном отличалась смертельной скукой. Занесенная туда разными ветрами интеллигенция не знала других видов отдыха, кроме карт и пьянства. Даже наш геолог Стрижов409, уроженец Сибири, очень толковый и знающий свое дело специалист, который позже руководил нобелевскими предприятиями в Грозном, едва не погиб от такой жизни.

В нем я увидел черты того многообещающего типа русского человека, который сложился в совершенно других условиях, нежели в европейской части России, а именно в свободной Сибири (никогда не знавшей крепостничества). Сибиряки —сыновья или внуки осужденных за разные уголовные или политические преступления и сосланных в Сибирь – представляют собой цвет, во всяком случае экстракт, тех элементов русского народа, которые наделены индивидуальностью и энергией. Эти два качества, очень редко встречающиеся у жителей забитой, рабской европейской части России, в полной мере развились у этих потомков сибирских изгнанников и сделали их народом с чертами национального характера, которые мы привыкли ассоциировать не с русскими, а с германцами. Кто знает сибиряков, тот хорошо понимает, почему во время мировой войны сибирские дивизии оказались лучшими в русской армии. Я думаю, возрождение России начнется именно с Сибири.

При всей своей культуре – я не имею в виду цивилизованности – Стрижову была не чужда определенная азиатская дикость. Вскоре после моего прибытия он устроил в мою честь роскошный ужин c участием главных представителей грозненской городской элиты. Он сидел во главе стола, я – по правую руку. В том, что он разбил об стену бокал, из которого выпил шампанского за мое здоровье, для меня не было ничего удивительного, ведь русский, чествуя гостя, разбивает свой бокал, желая показать, что этот бокал для него теперь слишком дорог, чтобы пить из него за здоровье другого гостя. Новостью для меня стала другая сопутствующая деталь его тоста в мою честь: когда он крикнул «ура», то, к моему ужасу, раздался револьверный выстрел. Стрижов, чтобы усилить эффект, незаметно достал из кармана револьвер и метко вогнал пулю в пол в дюйме от моей ноги. Я был тронут такой необыкновенной заботой обо мне, выразившейся в стремлении не повредить мою ногу.

Более европейскими формами поведения мне запомнилось мое общение с господином Лане, ротшильдовским геологом, у которого я кое-чему научился. Он был ярким примером педантичного французского ученого, который из‐за своей гипертрофированной точности находился в вечной безуспешной борьбе с трудностями, связанными с эксплуатацией рудника, и обычно на неделю запаздывал с решением по поводу той или иной необходимой меры.

Интереснее всего во всех смыслах были мои отношения с немногими грозненскими евреями, особенно с Давидом Исааковичем, кузеном и тезкой моего бывшего сотрудника. Эти грозненцы, старожилы на Кавказе, существенно отличались от своих единоверцев, которые благодаря своему диплому о высшем образовании или уплате торговых патентов обосновались в Баку в качестве адвокатов или купцов и чаще всего были довольно неприятной публикой. Немногие грозненские евреи были потомками так называемых «николаевских солдат», которых во времена Николая I подростками схватили где-нибудь прямо на дороге в Западной России и отдали в солдаты. Оторванные от семей, они всю жизнь тянули солдатскую лямку и в лучшем случае могли дослужиться до чина унтер-офицера. Например, такой была участь отца Давида Исааковича. Поскольку он и некоторые другие его единоверцы, также попавшие в солдатское рабство, отличились в боях против Шамиля, им и их потомкам было даровано право проживать на Кавказе410.