Немецкие предприниматели в Москве. Воспоминания

Центр округа Грозный расположен на Сунже, притоке Терека, там, где она пробивается сквозь названный ее именем нефтеносный горный хребет. Этот горный хребет со времен Петра Великого служил границей между Российской империей и свободными кавказскими народами, покорение которых в этом регионе завершилось лишь в 60‐е годы XIX века, после многолетней борьбы с чеченским национальным героем Шамилем402. Тот в конце концов был вынужден сдаться и принять жребий изгнанничества, отправившись в ссылку в Центральную Россию (Калуга).

Эта борьба нашла свое отражение и в художественной литературе. Сам Лев Толстой, еще будучи молодым офицером, принимал участие в этих сражениях и позже воплотил свои военные впечатления в романе «Война и мир»403.

Грозный был заложен как укрепленный лагерь, оборонительные сооружения которого сохранились до моего времени, но уже не внушали страха. Впрочем, их было вполне достаточно для устрашения горцев, вооруженных кремневыми ружьями.

Город, являющийся центром округа, возник вокруг этих уже не опасных бастионов. Между ним и вокзалом находилась станица, казачье поселение.

Город, не говоря уже о еще более убогой станице, был прорезан широкими немощеными улицами и состоял, за несколькими исключениями, из довольно невзрачных зданий. В дождливую погоду эти улицы превращались в глиняное болото и становились непроходимыми. Поскольку тротуаров, устройством которых занимались хозяева домов (далеко не все и только перед самими домами), почти не было, прогулки мои ограничивались ходьбой взад-вперед на расстоянии десяти-пятнадцати метров вдоль здания нашей конторы, где располагалась и моя рабочая квартира.

Однако с тех пор, как я впервые попал в Грозный, в развитии городского хозяйства наметился определенный прогресс, во всяком случае в части освещения улиц: еще в 1897 году здесь имелось всего шесть или восемь уличных фонарей, два из которых были установлены перед нашей конторой. Поэтому жители видели в нас экстравагантных капиталистов и относились с соответствующим уважением.

Когда я приехал Грозный, мне настоятельно советовали нанять черкеса, который бы охранял меня от разбойников во время поездок на нефтяные месторождения (12–18 км). Там и в самом деле было небезопасно: незадолго до моего приезда одного русского инженера чеченцы раздели до нитки.

И вот ко мне явился претендент на должность охранника, вооруженный до зубов лезгин по имени Гасан. Это был 25-летний красавец, который говорил по-русски, имел хорошие рекомендации и, по его словам, был готов умереть за меня.

Я поинтересовался его семейным положением – женат ли он?

– Нет, хозяин, – ответил Гасан, – здесь в Грозном это слишком дорого. Надо заплатить отцу невесты сто рублей и еще подарить кинжал. Матери тоже надо сделать подарки – шелковый платок и сахарную голову404. Мне это не по карману. У нас в Дагестане по-другому: самая красивая девушка двенадцати или тринадцати лет стоит всего три рубля. И никаких подарков родителям – ни кинжала, ни платка, ни сахара! Но, знаете, хозяин, молодая вдова еще дешевле: она стоит всего двадцать пять копеек!

Я понял, что дагестанцы могут за гроши завести себе целый гарем405.

Я нанял Гасана, но вскоре выяснилось, что телохранители мне вовсе не нужны, так как чеченцы, охотившиеся только за русскими, особенно за казаками, и не думали нападать на немцев или англичан, в которых видели своих естественных союзников в борьбе с Россией.

С другой стороны, Гасан не проявил ни умения, ни желания служить своему господину. Поэтому я отослал его в Москву, своей племяннице Лилли Марк, любезно вызвавшейся приучить его к работе в качестве прислуги. Но этот красавец и там оказался пригодным лишь для чисто декоративной роли – встать в своей нарядной черкеске в дверях и с неподвижной миной наблюдать, как работают другие слуги. Так что его московские «гастроли» закончились довольно скоро.

Население Грозненского округа состоит, кроме уже упоминавшихся осетин и ингушей, живущих в высокогорных долинах Центрального Кавказа, из чеченцев, исповедующих ислам, и русских казаков.

В долине Терека живут татары; на противоположном берегу, в широкой степи, протянувшейся до самого устья Волги, кочуют калмыки-буддисты. Местами, например под Владикавказом и Моздоком, можно встретить и немецкие крестьянские колонии.

После завоевания Кавказа, которое, как уже говорилось выше, как раз в этой части региона сопровождалось тяжелыми боями, русские жестоко и беспощадно проводили pénétration pacifique406. Бóльшая часть плодородных земель была отобрана у местного населения, чеченцев, и отдана казакам. Чеченцев, кроме того, по возможности оттеснили в горные районы с бесплодной каменистой землей. Там же, где у местного населения все же сохранились земельные участки, их окружили казачьими поселениями. Лишенные возможности развития в материальном отношении, чеченцы были обречены и на культурную отсталость в результате запрета на школьное образование.