Немецкие предприниматели в Москве. Воспоминания

К тому времени Мышегские медеплавильные заводы слились с Тульской компанией. Мы принимали тульские акции в оплату на базе 400 франков.

В Туле была построена еще одна домна; акции выросли в цене до 500 франков! В Брюсселе – едва успели принять в эксплуатацию вторую домну – состоялось заседание совета директоров, чтобы принять решение о строительстве третьей: акции выросли до 600 франков!

На заседании нам разъяснили, что строительство не потребует дополнительных капиталовложений; его можно оплатить за счет прибыли. Продукция двух доменных печей продана на два года вперед по ценам, которые – поскольку дирекция вовремя обеспечила кокс, помимо покрытия затрат на третью домну, – позволят выплатить дивиденды в размере как минимум 50%, а может, даже 60%397.

Я хотел продать наш пакет акций, потому что меня охватило какое-то странное тревожное чувство при виде этих бешеных успехов. Председатель совета директоров, банкир Ури из Люттиха, которому я сказал о своем намерении, стал меня отговаривать, мол, при существующих условиях цена акций вскоре вырастет до 600 и даже до 1000 франков; если мне нужны деньги и я только поэтому хочу продать тульские акции, он готов дать мне аванс на базе 500 франков за акцию при годовых 4%.

Я смутился. Поскольку свои акции я объединил в пул с акциями своих московских друзей, я решил сначала вернуться в Москву и обсудить ситуацию с компаньонами.

Это решение стало для меня роковым. За те восемь или десять дней, что отделяли меня от Москвы, конъюнктура на рынке чугуна в России резко изменилась не в лучшую сторону. Новых государственных заказов в Донецком регионе, на которые рассчитывала промышленность, не последовало. Тамошние цены стали сначала медленно, потом все быстрее падать и наконец достигли катастрофического уровня. Началась паника.

Те же самое произошло и с тульским чугуном. Московские покупатели и не думали соблюдать заключенные с тульскими заводами контракты; они наотрез отказались от любых закупок, и прекрасные долгосрочные договоры тульских заводов о поставках превратились в никому не нужные бумаги. Обе доменные печи пришлось остановить. Продолжали работу лишь два моих прежних завода: Мышегский и Черепетский.

С остановкой обеих тульских доменных печей несчастья наши не кончились: тот самый банкир Ури довел до банкротства Тульскую компанию, президентом которой он был. Он авансировал строительство третьей печи, которое должно было финансироваться из прибыли предприятия, и потребовал выплаты своих средств.

Пока разворачивались все эти события, мы в Москве, конечно, не теряли даром времени, но, так же как и все, не могли предвидеть такого трагического крушения русской черной металлургии. Возвратившись в Москву, я телеграфом отправил ордер на продажу акций по 550 франков. Ответ: нынешняя цена – 500 франков. Я телеграфирую: 450 франков. Ответ: нынешняя цена – 300 франков. И так далее. Биржевая цена в соответствии с разразившейся паникой каждый раз от нас «убегала». По лимитированной цене удалось продать лишь малую часть акций. Остаток тульских акций – а я хотел à tout prix398 избавиться от них – был реализован по цене 16 франков (!).

Тула в короткий срок рухнула как карточный домик и погребла под своими обломками эквивалент моего счета капитала в бухгалтерских книгах моей фирмы399.

Я должен был сделать вывод из создавшегося положения. Он заключался в добровольной ликвидации моей московской фирмы, которую – чтобы не повредить интересам кредиторов – надлежало провести медленно, незаметно и очень осторожно.

Это удалось за счет реализации интереса в различных акционерных обществах, включая Spies Petroleum C°, и, разумеется, отказа от других моих проектов400.

Все было завершено к весне 1902 года. Руководство «Товариществом Франца Рабенека» я передал своему получившему предварительную подготовку брату Рудольфу, а хлопчатобумажную отрасль – своему сотруднику и кузену Альфреду Класону.

Я сумел сохранить лишь малое долевое участие в синдикате «Казбек», о котором еще пойдет речь ниже. Обедневший, но с незапятнанным именем и богатым опытом, я в возрасте 41 года отправился на Кавказ, чтобы открыть новое собственное дело. Годы «ученичества» закончились (нужно признать: довольно поздно!).

Свою семью я еще в 1899 году отправил в Дрезден.

ЧАСТЬ ШЕСТАЯ. НА КАВКАЗЕ. 1902–1904

60. Грозный

В качестве «штаб-квартиры» я выбрал Баку. Главная контора оставшегося под моим руководством синдиката «Казбек»401 была в Грозном. Следующие два года я курсировал – когда не был за границей – между Баку и находившимся в пятнадцати часах езды на поезде Грозным.