Немецкий дух в опасности

Этот комплекс проблем заслуживает отдельного рассмотрения, к которому здесь мы подступить не можем. Ограничусь по этой части лишь парой небольших замечаний. Одно из первых требований, которое предъявили университетам в постреволюционное время, – это, как известно, подготовка будущих учителей для народной школы. В Саксонии для таких соискателей и вправду открыли двери всех университетов. В Пруссии вышли из положения иначе: открыли педагогические академии. По официозной интерпретации426, такая академия даже являет собой новый тип высшей школы, «удовлетворяющий в том числе и потребности научного порядка – те самые, на которых полностью выстроен университет»; это, как утверждается, «новая образовательная единица». Речь идет о единстве воспитательной науки, воспитательной культуры и воспитательных навыков. Впрочем, «еще остаются некоторые сомнения» в том, можно ли вообще считать педагогику самостоятельной наукой. Но это ничего, ведь научная работа в педагогической академии «есть всего лишь один из методов образования, один из многих» – имеется в виду, что воспитатель должен попутно учиться работать с человеческой личностью, учиться собственно преподавательской деятельности. «По задумке, педагогическая академия строится на триединой системе: научная подготовка сочетается в ней с профессионально-практическим обучением, а также занятиями художественно-трудовыми ремеслами и физической культурой. Три этих образовательных элемента должны в равной степени воздействовать на будущего воспитателя, возвышая его к новой гармонии». Вот так воспитывают «зодчих человеческой души», вот так в Народном государстве Пруссия развивают новый тип высшей школы: с опорой на политико-административную программу «просвещения масс». Мы, университетские преподаватели, тоже интересуемся новым прусским образованием «для личности и для народа», но только, конечно, не из «сословно-политических соображений», как это сказано в цитируемой работе Венде. Нас не слишком волнует, как из воспитательных семинаров, введения в специальность, уроков ручного труда и гимнастических упражнений выделится некое «новое» единство, некая «новая» гармония, некая «новая» высшая школа и в целом некий новый человек (он же – гомункул).

Что нам интересно, с другой стороны, так это общая тенденция, политическая и интеллектуальная, характерная для прусской образовательной культуры и соответственным образом выраженная в программе «педагогических академий». Ведь и основание этих академий есть только лишь первый звонок. Даже в полуслужебном истолковании Венде можно вполне отчетливо разглядеть, какие далекоидущие цели преследует все это предприятие. Если академия – это действительно идеальная среда для формирования нового человека, то перспективы открываются… неожиданные. Нам говорят, что академии эти – «на данный, по крайней мере, момент», как красноречиво оговаривается автор, – призваны только лишь к воспитанию учителей для народной школы. Но почему бы им не взяться за подготовку высшего преподавательского состава; почему бы, по крайней мере, им не разделить эту обязанность с университетами? Очень похоже, что планы вынашиваются именно такие.

В Пруссии, как известно, официальная культурная политика по части университетской реформы не увенчалась особым успехом. Между университетами и управляющими органами были традиционно доверительные отношения, но, к сожалению, и здесь в последние десять лет наметился некоторый раскол. Складывается такое впечатление, что в высоких кабинетах университетскую реформу кто-то решил провести окольным путем, через реформу педагогической подготовки; может быть, это преувеличенное впечатление? Как же все-таки реформируют университеты? Может, разделят их на рабочие ведомства, «каждое из которых, на академических основаниях, будет готовить определенную профессиональную группу»427?

Обернется такая реформа окончательным превращением университета в среднюю школу, или, другими словами, окончательной гибелью немецкого университета по вине государственных властей.

9. Масса и элита

Партийные власти, заседающие в парламенте, при участии властей ведомственных добились немалым усилием максимального возвышения абсолютно бездарных людей (во всяком случае, бездарных по части академической) и открыли им все возможные двери. Реформируя университеты, необходимо первейшим делом эти двери как можно скорей захлопнуть и всячески усложнить прохождение на учебу. Из бюджета, замечу, на это не требуется ни копейки. Меня спросят: неужто не вижу я других проблем, не жду других реформ, помимо введения неотложных ограничительных мер? Нет, я никоим образом не имею в виду, что это единственная задача. Разумеется, нужно предпринять целый ряд позитивных университетско-педагогических мер. Но все они требуют систематического рассмотрения, и здесь мы затрагивать их не станем.