Немецкий университет – это идея и одновременно институция. Это живое, почти семейное сообщество и в то же время научно-социологический аппарат. Внутри там бушуют и межпоколенческие, и межконфессиональные, и межпартийные противоречия. Университетские вопросы вплетаются в общекультурную проблематику и, кроме того, напрямую касаются нашей молодежи. Немецкий университет, другими словами, есть средоточие великого множества идейных линий, названных и неназванных. Кто отважится рассуждать об университете, тому нужно помнить, что идея и опыт находятся здесь в неизменном соприкосновении. «А идея и опыт никогда не сходятся сами на полпути; объединить их можно только через искусство, через поступок» (Гёте). Это значит, что радикальная идеология здесь столь же неуместна, как и безыдейная возня с симптомами.
Угрозы университету исходят с разных сторон. Здесь мы в первую очередь предупреждаем о том, что вследствие общего культурного распада начался и распад университетов, что уровень высших учебных заведений в Германии неуклонно падает. Спасать нужно – как и в других сферах нашей общественной жизни – хотя бы то, что осталось. Германии заблудшей, Германии, обложенной врагами, остается только всеми силами оберегать экзистенциальный минимум своей культуры. Нам придется пока отставить свои мечты и идеалы: сейчас придется держать ответ перед сегодняшним днем. Конструктивная университетская политика на сегодняшний день невозможна – тем важнее оказывается консервативный подход.
К несчастью, призывы к подобному консерватизму, культурному и университетскому, раздаются теперь, мягко говоря, в избытке. Но приходится все-таки их повторять, хоть существует, конечно, риск встретиться с непониманием. Есть еще среди нас те, на кого слово «консервативный» действует, как красная тряпка; скажу даже, что таких много. Некоторые вообще путают консервативное с «реакционным». Я же, со своей стороны, пользуюсь этим словом в классическом смысле, какой заложили в него философы и основатели современного учения о государстве. Это термин, принадлежащий науке о всей вселенной, о живых существах и государственных образованиях; он означает тяготение всего живого к самосохранению, исконно присущее каждой из трех названных сфер и глубоко в каждой из них укорененное. Государство, соответственно, должно оберегать как самое себя, так и всякое имение, находящееся под его защитой. Самосохранение органической – и социальной – жизни означает уже в чисто биологическом смысле, что несколько функций исправно и неизменно отправляются: поглощение, усвоение, выделение, приспособление и, при необходимости, восстановление. Нужно об этом напоминать всем тем, кто искренне отождествляет консерватизм с «застоем» и т. п.; равно и тем, кто намерен бороться с ним революционным путем.
Университеты сегодня как никогда открыты всякой критике, внутренней и общественной. Такую судьбу они разделяют со всеми институтами, ведь, если подумать, любой институт существует в рамках компромисса: с одной стороны, непреложные требования высокой идеи, а с другой – человеческое, слишком человеческое своеобразие живых носителей той же идеи. По-другому здесь и быть не может.
4. Зерцало профессорское
В университетах общечеловеческие слабости воплощаются специфически – как профессорские пороки; это, стоит отметить, проблема типичная, возникла она не сегодня и не вчера. Более того! Когда читаешь об истории университетов за прошлые столетия, то временами натыкаешься на столь наглядные, а кое-где – почти неприличные примеры какого-то академического
Нас упрекают за кастовые порядки, и действительно, ничего хорошего в этом нет. Но нашим критикам стоит знать и о другом: что, допустим, в немецких университетах (причем не только с 1919 года!) преподавали и люди либеральных взглядов, считавшие своим долгом распахивать двери пред чистыми чужаками, если только в чужаках этих заметен был интеллектуальный потенциал, – а иногда и не просто распахивать двери, а даже предлагать этим самородкам скромный кафедральный трон. Сами избранные чужаки, впрочем, перспективами не особенно прельстились, и потому все эти радения – хоть поноси их, хоть прославляй – ничем в конечном счете не обернулись. Широкой публике, стоит добавить, никогда о таких вещах не сообщали.