Немного времени для синицы (СИ)

Из нас троих, Дерек был лучшим, Пат шел вторым, а я плелся где-то в хвосте. Спина брата, маячившая впереди, была моим маячком, магнитом для взглядов, стеной, надеждой. Близнецы всегда друг для друга являются первой любовью. Но, так вышло, что эта фраза была не про нас. Дерек для меня был всем, тогда как я для него – бесполезная, ни на что не годная третья нога, на которую даже ступить нельзя.

Ублюдок. Мне нравится это слово.

Я вышел из душа и посмотрел на себя в зеркало. Почти всю жизнь я видел в зеркале не себя, лишь Дерека, теперь я вижу себя, а его больше не вижу. Я расплатился по всем счетам. Моя тоска – лишь моя тоска, и ничья больше. Думай о мертвых только хорошее, иначе они не будут давать тебе спать.

Он был мудаком, но он был моим братом. Я очень по нему тоскую.

Теперь, когда я остался совсем один, одиночество с самим собой не так страшно, как одиночество с кем-то. Можно признаться себе во всех мелких и больших грешках, в жгучих и яростных желаниях, в оценке себя чуть более объективно, чем привык.

Можно признаться себе в желании мести. В желании уничтожить, растерзать, стереть с лица земли Патрика Мэдсена. Когда-то моего близкого друга. Лучшего друга Дерека, более близкого, чем ему был я. И я добьюсь правды.

А всё потому, что Пат был последним, кто в ту ночь видел Дерека живым. Я знаю это с точностью до часа.

========== Глава 2 Жертва ==========

Мы познакомились, когда он своровал яблоки. В очередной раз. Повадился, как соседский кот, забираться, перелезая через забор, к нам во двор и хозяйничать. Однажды задницей зацепился за гвоздь, оставил кусок потертой джинсовой ткани. Ему было семь лет. Мы с Дереком ненамного младше.

Детство для меня пахнет разгоряченными солнцем яблоками, их истекающей сладостной плотью: вот ты вгрызаешься в желтоватый бок, и сок течет по лицу, а его размазываешь ладонью. Мир был простым и нежным, как утро, как день, как вечер. Мир казался не больше, чем дом, двор, улица, кусок района, по которому шатаешься с пацанами-друзьями. Уже случился первый Исход, но он был далеко от нас, какие-то люди, какая-то чужая планета (расстояния мыслились в необозримых категориях, и потому невозможных). Существовали только «я», «ты», «он», «они». И кто-то мимо проходящий, взрослый, стареющий, слабый. Я был сильным или скорее привык таким быть — выхолощенная, приглаженная цепочка генома, ни одной вылезшей нитки. Собственная кожа, как удобная одежда, носилась с удовольствием и царственной гордостью: я имею право, и, значит, я могу.

В один из дней Пат не успел сбежать, и Дерек, размахнувшись, кинул камень ему в спину. Пат упал навзничь и лежал, оглушенный болью, хватая ртом воздух. Через много лет он скажет: «я чувствую, что умираю, чувствую, как моя смерть кладет меня на лопатки и целует в лоб». Он говорил не про этот конкретный судный день, но для меня почему-то день знакомства и слова Пата навсегда сцепились воедино. Странная штука — память, иногда она цепляет совершенно не связанные между собой вещи.

Дерек подошел тогда и наклонился над ним.

— Ты мог бы просто попросить.

Улыбку Дерека я не помню. Помню только выражение лица Пата. Смесь уходящего страха, облегчения и острой нервозности.

Где-то в тот же период, у нас был кот, который периодически ловил и приносил в дом мышей и птиц. Однажды он сцапал воробья, в моих воспоминаниях птица агонически верещит, и я до сих пор слышу ее крик. В потемках поздней ночи мы ловили кота, чтобы спасти несчастную пичугу, но, когда добрались до него, было уже поздно: кот сжал челюстями хрупкий позвоночник воробья. Птица сразу стала легче и уже наполовину принадлежала другому миру. Она стала словно бумажной, искусственной. Особенность материи — изменяться. Из живого легко сделать мертвое, но из мертвого, увы, до сих пор невозможно сделать живое. Исчезнувшая клетка не возродится.

Также и Пат: он был такой же, как мы, но и другим одновременно. Он боялся и стеснялся нас. Смотрел на нас с заискивающим выражением, ловя каждое слово Дерека. Я обычно держался где-то поблизости, ни там, ни здесь, рядом. Брат обрел в лице Пата поклонника и жреца, устроил религиозный культ на двоих, куда мне, в общем-то, ходу не было. Потому что Пат был другим, он не был мной. Дерек был котом, а Пат — пичугой. Но кто же, тогда я?..

Ревновал ли я к Пату? Не знаю. Возможно, да. Но не сразу, а лишь много позже я смог дать чувствам определение, смог их принять.

***

Участок встретил меня шумом и гамом. Наши парни мотались туда-сюда, коммутаторы разрывало от звонков. Ночью опять что-то случилось.