Немножко по-другому

– Это вяжется с твоими рассказами о нем.

– И потом я снова стала бы несмелой и замкнутой или даже хуже: начала бы попытки заполнить тишину, так что прогулка вышла бы кошмарной.

Я сочувственно гляжу на нее. В эти два состояния она впадает довольно часто.

– Господи, он так мне нравится. Что же мне делать? – спрашивает она, резко взмахивая руками и падая на стул.

– Может, пора уже начать действовать? – спрашиваю и ударяю кулаком о стол.

Она выпрямляется:

– А знаешь, да. Но Дэнни сказал, что Гейбу не нравятся девушки. Этого не изменить.

– Надо найти подтверждение. Эта часть головоломки не складывается. Мы это выясним, хорошо?

– Ты ко мне так добра. Почему ты со мной такая добрая?

– Потому что, – пожимаю плечами. – И Бьянку к делу подключим. Она в этом мастер. Как агент ЦРУ, складывает воедино части жизни загадочных парней ради общего блага.

– Как глупо, что он мне так сильно нравится. Все было нормально, пока он не прочел на паре эссе.

– Лия, успокойся. Мы все выясним, и ты будешь счастлива.

– Знаешь, в обычной ситуации я бы сказала «отлично», а вдруг он окажется гадом? Но я знаю, что он не гад.

– Нет, по нему видно, что не гад.

– А знаешь, кто настоящий гад?

– Кто?

Она кивает подбородком в сторону столиков за нами.

– Это кто?

– Виктор с писательского мастерства.

– Тот самый, который недавно вас опозорил?

– Ага.

– К черту его.

– И правда к черту.

Кейси (друг Гейба)

Двадцать первый день рождения Гейба выпадает на середину сессии. Мне грустно, потому что у меня не получается попасть к нему посреди экзаменов, но мы выбираем свободный день, чтобы хотя бы сходить вместе в бар за дешевым пивом и закусками.

– С днем рождения, – говорю и поднимаю кружку, чтобы чокнуться.

– Спасибо, – отвечает он и отпивает. – Жалко, что Сэм не смог прийти.

– Да, но он обещал наверстать.

– Мне уже страшно.

Я смеюсь.

– Как прошли экзамены?

– На двух парах прошло два, один был утром, потом, в понедельник, будет итоговый экзамен по статистике, и еще осталось в четверг сдать работу по писательскому мастерству.

– Ты ее уже закончил?

– Даже не начинал, – говорит он, откусывая пиццу. – Хотел сначала закончить со всем остальным, с другими предметами, о которых беспокоился. Кажется, эссе лежит в сумке. У меня от статистики все еще чуть не начинается паническая атака.

– Хочешь, помогу тебе в выходные?

– Да, было бы здорово, – говорит он. – У меня в голове все смешалось.

Я киваю.

– Я… вчера вечером разговаривал с Лией, – говорит он.

– И только сейчас об этом говоришь?!

– Мы болтали минут десять.

– Все равно десять минут – это много.

– Она… очень милая.

– Как обычно.

– Мы были на полуночном завтраке, – говорит он.

– А меня почему не позвал?

– Не подумал, что захочешь пойти.

– Надо было написать.

– Ладно, в следующий раз буду иметь в виду.

– Хорошо. Рад, что ты быстро учишься.

– Мы друг в друга буквально врезались. По большей части это была моя вина. Локоть сам ушел в сторону.

Я сочувственно киваю:

– Тот самый проклятый локоть.

– Он порядком испортил мне жизнь, – говорит Гейб, закатывая глаза, – но, по крайней мере, дал шанс поговорить с Лией.

– Стакан наполовину полон.

– Так вот, когда мы закончили убирать, она вела себя так… мило. Представилась, как будто мы незнакомы, но сделала это так скромно.

Я улыбаюсь.

– Цыпочка как раз в твоем вкусе.

– Я серьезно. Еще она сказала, что не хочет мне надоедать, а я еле сдержался, чтобы не заорать, что она мне никогда не надоест. Но ответил, что тоже не хочу ей надоедать. А потом мы минуту просто стояли. – Он качает головой и краснеет. – Я предложил проводить ее до дома, но там была ее подруга, так что она осталась.

Он не отрывает взгляда от стола.

– Хорошо пообщались.

– Точно. Она сказала, что ей понравилось эссе, которое я читал на паре.

– Очень хорошо пообщались.

– Как думаешь, это было слишком? Просить проводить ее до дома?

– Вовсе нет. Вы живете по соседству. Это было любезно. Я бы даже назвал это джентльменским поступком.

– Круто. – Он замолкает и чешет голову. – Мне было трудно ее расслышать.

Я киваю, но молчу, потому что между этой информацией и мыслями о локте он может сказать что-нибудь существенное. Он как олень: нельзя делать резких движений, чтобы не спугнуть его мысли.

– Я всегда волнуюсь. Даже не знаю, куда смотреть. Уши говорят: «Следи за ртом», а глаза твердят: «Смотри куда угодно, лишь бы не на рот!» Сложно побороть многолетнюю привычку не смотреть на людей.

Ох, какой же он грустный. Не знаю, как ему помочь. Обычно он редко бывает таким словоохотливым, и я паникую, потому что не знаю, что сказать. Я – худший друг на свете.

Может, пошутить?

– А что говорит нос? Ему есть что сказать по этому поводу? Или ногти на ногах, Гейб?

– Заткнись, не будь засранцем, – говорит он, но хотя бы уже улыбается. И не обиделся на поддразнивания.

– Мне кажется, у твоего левого яичка тоже есть мнение.

Он смеется.

– Знаю, что туплю.

– Нет, это не тупо, – говорю, пожимая плечами. – Это несколько субъективно. Надо делать то, что хорошо для тебя в данный момент. И не парься об этом.

– Да, ты прав.

– Я прав всегда.

– Она… очень красивая, а вблизи еще красивее.