Ненадёжный признак

Постепенно это стало серьёзной проблемой. Как я уже сказал, малышка Митико была крайне привязана к белобрысому и практически не расставалась с ним. Да и как с таким расстанешься, если он круглые сутки рядом. Ни родителей у него, ни знакомых, в школу он не ходит, в отпуск не уезжает. Так и свихнуться недолго. Вот, скажем, я. Я своего мангаку не преследую. Проявляюсь у него на столе, только если он начинает меня рисовать. В остальное время меня не видно и не слышно, вот такой я Стеснительный Кролик. На моё счастье, мой мангака рисует меня часто. Он работает в своей мастерской с утра до вечера, а за работой частенько со мной разговаривает. Помню, однажды Митико-тян спросила, с кем это он беседует, если в мастерской никого нет. А он такой – как же нет, а Синий Кролик, вон сидит около стакана с карандашами. Ах, удивилась Митико-тян, так у тебя тоже есть невидимый друг, вроде моего? Мой мангака даже не нашёлся, что ей сказать на это, и со мной целую неделю не разговаривал. Потом, конечно, снова начал. Сложно избавляться от старых привычек.

Когда Митико-тян пошла в школу, они с белобрысым начали часто ссориться. Малец дулся, обижался, иногда даже исчезал из поля её зрения на пару часов, чтобы посмотреть, будет ли она по нему скучать. Конечно же, она скучала. Бегала в сад к старому гинкго, на котором мой мангака построил прочный домик. Там белобрысый отсиживался, когда злился и хотел показать своей подружке, что он ею недоволен. Мне это дерево видно из окна. Оно красивое – глаз не отвести, кто-то немало потрудился, чтобы сформировать раскидистую крону. Молодые гинкго, дай им волю расти как заблагорассудится, тянутся ввысь, разбрасывая тонкие ветки в стороны, но опытный садовник может сделать дерево приземистым и пышным. В конце июня в нашем саду появляются светлячки, причём не один-два, а целые сотни. Они клубятся в воздухе, образуя мерцающие облака с изменчивым, прихотливым контуром, но больше всего их вокруг гинкго. В сумерках кажется, что на ветвистое дерево набросили сетку с тысячей крошечных, беспрестанно мигающих лампочек. В такие вечера мой мангака молчалив и подолгу простаивает около окна, глядя в сад. Наверное, вспоминает, как любовался яркими росчерками танцующих светлячков вместе со своей женой.

Мне тоже нравится их световое шоу, но в июне мне бывает грустно: здесь мы с ним на удивление похожи. Мне вообще иногда кажется, что я – не такой уж Самостоятельный Кролик, что я всего лишь небольшая часть того, что лежит у моего мангаки на сердце. Должен признаться, не слишком люблю думать эту мысль.

В тот год, когда я гонялся за Корнелиусом, стянувшим из буддийского храма бесценный деревянный колокольчик, мой мангака практически со мной не разговаривал. Он молча рисовал свои тридцать листов в неделю, а оставшееся время старался проводить с дочкой – хотя свободного времени удавалось выкроить совсем немного. А ещё иногда он звонил одному своему другу. Я сидел на своём обычном месте – на столе среди рассыпанных карандашей, ластиков, метёлок из птичьих перьев – и слушал эти разговоры, отчаянно переживая за своего мангаку. Его волновало, как складываются отношения Митико-тян с одноклассниками. Как назло, складываться они категорически не желали. Наша малышка попросту не хотела общаться со сверстниками, да и не умела этого делать. На переменах она сбегала из шумных школьных коридоров к своему дорогому белобрысому. Поскольку того никто, кроме неё, не видел, то ни детям, ни учителям в голову не приходило, что за её нелюдимостью стоит какая-то другая причина кроме зазнайства. Все отлично знали, что Митико-тян – дочка человека, рисующего Сиятельного Кролика. Поэтому в школе Митико-тян слыла гордячкой, считающей себя лучше других, и дружить с ней никто не хотел. Мой мангака весь извёлся, пытаясь придумать, как помочь дочери, и однажды поделился этими треволнениями со своим другом. Тот выслушал, покивал на том конце телефонного провода, и казалось, тем дело и кончилось. Но через неделю мой мангака получил от него письмо, которое перевернуло наш дом вверх тормашками.

Сначала мой мангака долго сидел у компьютера, читая сообщение. Я почуял неладное, когда вместо того, чтобы вернуться к работе, он распечатал его на принтере, свернул пачку листов в трубку и вышел в сад. Сад хорошо просматривается из окна, так что я некоторое время наблюдал, как он сидит на каменной скамье возле содзу13. Время от времени он тасовал бумажные листы, заглядывая то в начало, то в конец послания. Погода постепенно портилась, поднялся сильный ветер, раскачавший пушистые метёлки мискантуса и покрывший рябью поверхность маленького пруда. В окно забарабанил дождь, и моему мангаке пришлось перебраться обратно в мастерскую. Вернувшись, он сел за стол, покатал в пальцах тонкую кисточку для туши и рассеянно принялся обводить ею контуры наброска. Мысли его витали где-то далеко.