Весь этот год отец Алексей пытался понять почему? Приходил к матери Виталика, учительнице русского языка Прасковье Николаевне Паше, как её все звали в посёлке, беседовал с индомовским психиатром Вадимом Степанычем, даже с ментамидознавателями как-то пообщался. Менты рассказали фактуру дела, которая ничего не объясняла, всё свели к таблеткам и «поехавшей кукухе». Психиатр, наливая поднесённый коньячок и закусывая лимончиком, говорил о плохой наследственности, родовой шизофрении и школьной нагрузке, что «спустила курок». Паша только плакала, ничего не говорила, кроме слов благодарности отцу Алексею, что не бросает сына, посещает. Сам Виталик ничего не помнил. Или, как говорил врач Вадим Степаныч, «запер все воспоминания в отдельной комнате, а ключик выкинул».
Ложась и вставая, садясь за проповедь или залезая под свою раздолбанную «четвёрку» в гараже, отец Алексей всё время думал об этом «почему».
Почему красивый, умный мальчик, отличник, кандидат на золотую медаль, выпускник музыкалки, мальчик, которому было уготовано будущее далеко от этих убогих мест как минимум где-нибудь в Новосибирском или в Томском университете, а потом и дальше, и дальше почему этот мальчик сорвался так страшно и так безысходно?
3.
Виталик и не думал оставаться в церкви, так, заглянул за компанию однажды вечером, на киноклуб. Какую-то короткометражку тогда смотрели и обсуждали. Ввязался в дискуссию, потом задержался, книжки в церковной библиотеке полистал. Обещал прийти еще, и пришёл. Съездил в летний лагерь. А осенью, когда перешёл в одиннадцатый, заговорил о причастии. Отец Алексей много тогда с ним об этом разговаривал. Вот к Рождеству и конфирмировал его, дал первое причастие. А в феврале, когда всё случилось, не мог поверить, подолгу сидел в прострации, глядя на свои руки, которые он так недавно возлагал Виталику на голову: «Отрёкся ли ты от дел дьявола и тьмы?» «Я отрёкся от дел дьявола и тьмы». «Обратился ли ты ко Христу?» «Я обратился ко Христу». Он вспомнил, как в январе (кажется, на Крещение Господне), когда свалилась с сильной простудой Надя, жена отца Алексея, игравшая на литургии на синтезаторе, он, Виталик, подошёл сам, сказал срывающимся баском: «А давайте я попробую сыграть? Я уже пробовал немного, дайте только ноты, чтобы разобрать». И сыграл, не хуже Нади. Ну ещё бы, отличник по классу фортепьяно! Он тогда смотрел на его пальцы, тонкие, нервные, то нежные, то стремительные, и не мог даже вообразить, что спустя три недели нажмут они на тугой курок «вепря», пять раз нажмут, до последнего патрона, а потом будут тащить тяжёлое мёртвое тело из машины на обочину, мешая снег с кровью и мозгами…