Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 1. Том 1

Мария Александровна сильно похудела, временами появлялась тошнота, боли в животе, она заметно ослабела. По-видимому, обострилась её старая болезнь желудка. Давали себя знать и годы, ведь их уже прожито шестьдесят три. Однако Пигута тщательно скрывала своё недомогание и от домашних, и от всех знакомых. Она знала, что единственным источником существования её семьи является её заработок, и очень опасалась, что из-за болезни её могут не взять на работу. Пожалуй, единственным человеком, который видел, как она тщательно утягивает свои платья, чтобы не было заметно её похудания, был её любимый внук Боря. Ведь они теперь жили в одной комнате – бывшей столовой, Елена с дочкой жили в большой спальне, Поля – на кухне, все остальные комнаты пустовали, топить их было нечем.

Но Боря хотя и видел, но относил это за счёт ссор с тетей Лёлей, которую ненавидел ещё больше, а большую часть страданий бабуси просто не понимал, он был ещё слишком мал. И лишь гораздо позже, уже будучи взрослым, он осознал, как велики были страдания этой маленькой, но такой героической «большой» женщины.

Из приведённого письма видно, что, несмотря на страдания, Марию Александровну не покидала забота и об остальных детях её безвременно погибшей дочери, которым она при малейшей возможности старалась оказать материальную поддержку.

К декабрю 1918 года реорганизация школ была полностью завершена, и Мария Александровна получила место в одной из школ первой ступени. В письме от 19 декабря она сообщает об этом сыну:

«…Гимназии мужскую и женскую преобразовали в школы второй ступени. Я же, как не получившая высшего образования, получила назначение в школу 1-й ступени, помещающуюся в здании бывшего Саровского училища. <…> Мне пока разрешено оставаться на прежней квартире, и Лёля живет со мною; только дрова уж приходится покупать, и для экономии мы почти не топим гостиную, так что спим с Борей в столовой. <…> Мы с Лёлей зарабатываем вдвоём 1000 руб., так что не голодаем: удаётся доставать по случаю и пшена, и муки, масла, и яиц, молоко берём по 8 руб. за четверть ведра, яйца 7 руб. 50 коп. десяток, масло 20 руб. за фунт. <…> Настроение у Лёли неважное, здоровье тоже, и это делает жизнь с ней довольно-таки тяжёлой. <…> Что касается Бори, то у него отличные способности, но рассеянность и разгильдяйство феноменальные, и поэтому лицо у него или украшено царапинами, или вымазано чем-нибудь, да и в костюме всегда недочёты: или пятна, или дыры. Характером он во многом напоминает Нину, очень упрям и неуступчив; писать ленив, но читать готов целые дни подряд, не поднимая головы. <…> Керосину в городе почти нет, выдают редко, самую малость, и приходится гасить огонь и ложиться спать спозаранку. <…> От Алёшкина из Сибири никаких вестей нет. Твоя мама».

Приближался к концу 1918 год. Регулярные занятия в новых школах решено было начать с нового года, а до тех пор при Наробразе проводились бесконечные совещания и занятия, на которых обсуждались новые программы и новые порядки, заводившиеся в советских трудовых школах, как отныне стали называться все учебные заведения.

Ещё будучи запасной, Мария Александровна принимала участие во всех этих совещаниях, а получив назначение, с ещё большим энтузиазмом включилась в эту работу. Новые задачи, новые условия труда, новые, более расширенные возможности для преподавания, её, как истинного педагога, горячо любящего своё дело, очень заинтересовали. Теперь во всех школах категорически запрещалось применять какие-либо телесные наказания. В программах появились новые предметы, значительно расширились программы по естествознанию, по географии, и даже её любимый предмет – родной язык, освободившись от пут царской цензуры, получил возможность давать ученикам для изучения произведения Некрасова, Успенского, Короленко, Горького, Толстого. За одно только знакомство с некоторыми из их произведений в прошлом и педагог, и его ученики полетели бы из гимназии.

И эта больная женщина, несмотря на свой возраст и всё ухудшающееся самочувствие, отдалась любимому труду с новой страстью и силой. А её должность требовала этих сил немало. Прежде всего, ей досталась одна из худших школ в городе – бывшее Саровское училище, содержавшееся на средства Саровского монастыря. Являясь чем-то средним между духовной семинарией и гражданской школой, оно готовило будущих дьячков и псаломщиков. Преподавали там монахи, основными предметами были Закон Божий, правила ведения церковных служб и начала грамоты и счёта. Ученики школы жили тут же, поэтому при школе находилась и столовая, и церковь. Когда к концу 1918 года это училище было окончательно закрыто, все ученики распущены по домам, а жившим здесь же преподавателям-монахам предложили занимаемые ими помещения освободить, то здания некоторое время оставались беспризорными. Уходившие ученики, да, может быть, и учителя постарались утащить не только всё, что попало под руку, но и испортить в зданиях всё, что только удалось.