Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 1. Том 2

Между прочим, из письма Пантелеева, полученного Щукиным с оказией месяца через два после прибытия Алёшкина в Харбин, последний узнал, что отъезд из Верхнеудинска он совершил вовремя. Через три дня после его отъезда на склад явились представители контрразведки белых и принялись выяснять, кто был тем комиссаром, который с большевистским отрядом ездил по сёлам и поместьям, отбирая у владельцев сельскохозяйственные машины и орудия. Несмотря на то, что все документы об этом отряде были своевременно уничтожены, и чуть ли не самим Пантелеевым, контрразведке удалось докопаться, что во главе отряда был не кто иной, как бывший заведующий складом, некто Алёшкин, оказывается, как раз тот, который получил производство в следующий чин и отбыл в распоряжение штаба Колчака.

Полковник Васильев категорически отрицал тождество подпоручика Алёшкина с комиссаром Алёшкиным. Он никак не мог допустить мысли, что его безупречный офицер мог продаться большевикам, в его понятии служба при советской власти являлась величайшим позором. Однако, вспомнив, что в начале революции Алёшкин был единственным офицером полка, выбранным в солдатский полковой комитет, он подумал: «А чем чёрт не шутит?» и приказал отправить соответствующий запрос в Харбин. Кстати сказать, по линии контрразведки такой запрос последовал гораздо раньше. На него ответа не пришло. Когда же в штабе появился вторичный запрос об Алёшкине, на него ответили.

Вероятно, очень удивился Васильев, когда получил этот ответ, говоривший о том, что никакого поручика Алёшкина в штаб не прибывало. А на самом деле так именно и произошло.

Поезд, вёзший Якова Матвеевича, следовал точно по расписанию и через 26 часов после отправления из Верхнеудинска прибыл в Харбин. В пути у него раза два проверяли документы, которые у проверявших никаких подозрений не вызвали.

На Харбинском вокзале при помощи двух китайцев-носильщиков Алёшкин выгрузил вещи, семью и разместил их в зале ожидания третьего класса: там было много народа, и их узлы не бросались в глаза. Сам он вышел на перрон.

На КВЖД изменений после Октябрьской революции не произошло, там сохранялись старые порядки. У входа в вокзал стоял рослый жандарм, одетый в старую царскую форму. Яков Матвеевич подошёл к нему и осведомился, как разыскать штаб Колчака, получил от него не особенно понятные объяснения и отправился в путь.

Но пошёл он не в ту сторону, о какой говорил ему жандарм, не к центру города, а в противоположном направлении, в железнодорожный посёлок. Мимоходом жандарм заметил, что офицер, спрашивавший у него дорогу в штаб, отправился совсем в другую сторону. Он хотел было его окликнуть, но затем только сердито махнул рукой. Колчаковцы в Харбине уже успели зарекомендовать себя с такой стороны, что даже жандарм относился к ним презрительно и недружелюбно. «А, чёрт с ним! – подумал старый служака, – свернут ему башку железнодорожники, одним хулиганом и дебоширом меньше будет…»

Алёшкин дошёл до дома, указанного Пантелеевым, и спросил у подозрительно оглядевшей его женщины, где живёт Василий Щукин. Та указала ему на домик, у которого, в отличие от других, было пристроено небольшое крылечко. Яков Матвеевич постучал в дверь домика, и её открыл пожилой железнодорожник. Увидев молодого офицера, он вздрогнул и как будто хотел её закрыть, но, сообразив, что такое поведение бессмысленно, а также заметив, что за спиной офицера нет солдат, спросил:

– Вам кого, господин офицер?

– Мне нужно Василия Щукина, – ответил Алёшкин.

– Ну, я Щукин, что вам угодно?

– Мне нужно снять у вас квартиру, я с семьёй! – сказал Яков Матвеевич точно теми словами, как его учил Пантелеев. Старик внимательно оглядел Алёшкина, ещё раз бросил взгляд на улицу и, убедившись, что кроме нескольких пёстрых свиней, уныло ковырявшихся в куче навоза, на улице никого нет, пропустил пришедшего в сени, быстро закрыл за ним дверь и запер большой задвижкой.

– Сюда пожалуйте, господин офицер, – говорил он гостю, подталкивая его к двери, ведущей в кухню.

Пожилая женщина, что-то стряпавшая у печки, увидев входящего офицера, испуганно заморгала глазами, но Щукин её успокоил:

– Ничего, Мария Ивановна! Не пужайся, это знакомый господин офицер, собери-ка нам чайку. Пойдёмте в горницу, – обратился Щукин к Алёшкину.

– Садитесь! – Продолжал он, когда они зашли в чистую, светлую комнату, и указал на стул, стоявший у стола, покрытого вязаной скатертью. – Давно вы его видели?

– Кого – его? – не понял Алёшкин.

– Ну, того, кто вас ко мне послал.

– Ах, Пантелеева-то, недавно, дня три, не больше.

– Ну и зачем же вы сюда пожаловали? – спросил хозяин, когда его жена принесла большой жестяной чайник, две эмалированные кружки, сахарницу, тарелку с хлебом и, расставив всё это на столе, вышла из комнаты.

Яков Матвеевич, как рекомендовал ему Егорыч, подробно и обстоятельно рассказал Щукину, к которому сразу проникся полным доверием, все свои злоключения. Мы о них уже знаем. Рассказ он закончил так: