Щукин изредка наведывался к Алёшкиным и, хотя знал, что Яков – квалифицированный слесарь и мог бы работать в депо, устраивать его туда боялся. Харбин являлся одним из центров снабжения армии Колчака. На станции, помимо многочисленных интендантов, сопровождавших и принимавших различные грузы, поставляемые союзниками, постоянно ходили и контрразведчики. Деповским слесарям приходилось часто бывать на пассажирской станции, чтобы устранять неисправности, возникавшие в изношенном оборудовании вагонов и паровозов, на ходу, прямо на вокзале. Кто знает, может быть, у кого-нибудь имелась фотография Алёшкина, по ней могли бы опознать. Почти ежедневно колчаковские разведчики уводили со станции то одного, то другого человека, показавшегося им подозрительным, и тот, как правило, бесследно исчезал. Да и в самом депо, где участились случаи саботажа, почти постоянно находились контрразведчики. В артелях грузчиков они не показывались.
– Нет уж, – говорил Щукин, когда Яков заводил речь о переходе на работу по
специальности, – погодим ещё маненько, бережёного и Бог бережёт.
Алёшкин продолжал работать грузчиком, принося домой каждую субботу жалкие гроши. В довершение всего от грязной тяжёлой работы, от недостаточного питания у него по всему телу начали появляться огромные чирьи. Часто вечером, снимая с мужа рубаху, чтобы хоть немного обмыть его, Анна Николаевна видела, что вся спина его представляет собой сплошную корку крови и гноя. Плача, она мазала эти гнойники дегтярной мазью, где-то раздобытой Евграфовной, но это лечение пользы приносило мало. На следующий день очередным мешком или ящиком он раздавливал старые и вновь появившиеся нарывы. Легко представить себе, какие страшные мучения испытывал этот несчастный человек.
Другого выхода не было. Пропускать работу в артели нельзя, артельщик немедленно бы выгнал и взял на его место другого. В Харбине к этому времени уже скопилось немало безработных, готовых взяться за любую работу. Поэтому Алёшкин, получив маленькое облегчение от перевязки, на следующее утро вновь отправлялся на работу.
Стремясь, как-то улучшить положение семьи, Анна Николаевна стала понемногу подрабатывать. Конечно, о том, чтобы служить учительницей, нельзя было и думать. В посёлке имелась русская школа, и учителей в ней не хватало. Но жена грузчика – учительница возбудила бы ненужное и опасное любопытство к семье Алёшкиных и со стороны местного полицейского начальства, и со стороны контрразведчиков Колчака. Она занялась другим.
От матери и от долго жившей с нею сестры Веры она переняла основы шитья. Своих детей обшивала сама. Одной из немногих ценных вещей, вывезенных из Верхнеудинска, была швейная машинка «Зингер». С её помощью Алёшкина тоже стала добытчицей для семьи. В поселке многие нуждались в дешёвой портнихе, и при помощи Евграфовны, разрекламировавшей свою жиличку, скоро у Анны Николаевны появилось так много заказов, что её заработок стал превышать получаемый мужем.
Материальное положение семьи улучшилось, и она предложила мужу бросить тяжёлую работу хотя бы на время, пока его здоровье не улучшится. Многочисленные гнойники и одна из открывшихся ран изнурили и истощили его к весне 1919 года так, что он стал неузнаваем.
Щукин бросать работу Алёшкину отсоветовал. Внезапный уход грузчика мог вызвать ненужные разговоры и подозрения. Яков Матвеевич продолжал свой нелёгкий труд.
Так невесело, в постоянном страхе и опасениях, прошёл год и ещё несколько месяцев, и неизвестно, на сколько бы хватило сил у Алёшкина, если бы не случай.
Закончился 1919 год, армия Колчака находилась накануне гибели. Ещё раньше это прекрасно поняли многие из интендантских чиновников, находившихся в Харбине. Кое-кто из них не прочь был бы куда-нибудь исчезнуть, но им не давали покоя огромные запасы снаряжения, боеприпасов и оружия, скопившиеся на складах Харбина и других крупных станциях КВЖД. Взять эти товары с собой было невозможно, бросить их так и удрать без ничего – жалко. Наиболее ловкие и смелые из этих ворюг начали распродавать военное имущество кому только удастся, конечно, с соблюдением соответствующих предосторожностей. Хотя колчаковским контрразведчикам уже было не до них, и все они начинали думать о том, как бы спасти свою шкуру, они могли попавшихся интендантов без зазрения совести пристрелить. Кроме того, этим чиновникам приходилось опасаться китайских генералов, мечтавших поскорее прибрать эти богатства к своим рукам.
Кое-кто, особенно китайцы, предлагали за это имущество некоторое вознаграждение, но, во-первых, оно было мизерным, а во-вторых, интенданты просто боялись подпустить этих покупателей близко к складам, полагая, что те додумаются захватить понравившееся им силой.