В течение этого же дня Яков должен был собраться, чтобы немедленно тронуться в путь. Задержка вагонов на станции Харбин не входила в интересы покупателя и тех, кто продал груз, а в конце концов, и самого сопровождающего. Кстати сказать, сопровождающего не поставили в известность, что за грузы он везёт. В накладной значились рыболовные сети, манильские канаты, тара, хозяйственные товары. Верный конспиративным законам, Пётр Сергеевич даже брату не счёл нужным сказать, что за товар в действительности находится в вагонах.
В тот вечер, когда в квартире Щукиных состоялась вторичная встреча братьев и был окончательно выработан план отправки Якова из Харбина, Щукин вышел из комнаты и, вернувшись через несколько минут с толстым пакетом в руках, вручил его Якову Матвеевичу, при этом он сказал:
– Ты уж извини, Яков Матвеевич, с содержанием этого письма мы ознакомились. Здесь о тебе всё подробно описано. Может быть, когда-нибудь тебе пригодится. Да, вот возьми и это: твои, честно заработанные, – и он протянул на ладони два Георгиевских креста.
В то время царскими наградами не очень-то дорожили, поэтому Яков пренебрежительно сказал:
– А ну их, впрочем, один давайте, когда-нибудь ребятишкам покажу, а второй оставьте обо мне на память. Кто знает, свидимся ли ещё когда-нибудь.
Яков отправился домой. На улице шёл мокрый снег, пробивавшаяся временами сквозь снежную пелену луна бросала тусклый свет и освещала одиноко идущего по широкой грязной улице Харбинского железнодорожного посёлка человека.
На душе у него было и радостно, и тревожно: «Подумать только, как удивительно всё получилось – нежданно-негаданно брата нашёл! Кажется, он человек богатый, ведь для того, чтобы вагонами грузы из Харбина во Владивосток отправлять, немало денег надо! Но если он капиталист, то почему он знаком со Щукиным? Многое непонятно. Куда он меня привезёт? Как на новом месте жить будем? Ну да, наверно, не хуже, чем сейчас, уж хуже-то некуда!.. Жаль, что Ане ничего сказать нельзя. Брат почему-то настаивал, чтобы никому ничего об отъезде не говорил, и чтобы на работу отправлялся, как всегда. А всё-таки как-то предупредить Аню нужно, пусть хоть немного соберётся. Да и как она поедет? Это в её-то положении…».
Вернувшись домой, Яков сказал жене, что он на днях перейдёт работать на новое место, и им придётся переезжать на другую квартиру. Это может произойти очень скоро, надо подсобрать вещи, чтобы их быстро перетащить. Кстати сказать, вещей-то осталось совсем немного, даже из белья и одежды. Всё, что привезли из Верхнеудинска, износили, купить новое было не на что.
На следующий день Алёшкин узнал, что его нанимает богатый коммерсант для сопровождения груза и что он должен не позднее десяти часов вечера явиться в тупик, где уже находятся вагоны с грузами. Сказано это было после окончания работы в 8 часов вечера.
Едва Яков вошёл в квартиру, как он сказал жене, что они должны немедленно выезжать из Харбина, что вагон уже стоит на станции и что на сборы у них не более часа.
Ещё по вчерашним намёкам мужа Анна Николаевна поняла, что им предстоит непростой переезд с квартиры на квартиру. В течение дня она ликвидировала свои портняжные дела и уже собрала все нехитрые пожитки. Она не представляла только, как все эти вещи и детей они смогут доставить на вокзал. Об этом подумал Щукин.
Почти одновременно с возвращением Якова с работы к дому подъехала телега, и молодой парень, кажется, один из тех, которые приносили вещи с вокзала полтора года тому назад (так показалось Анне Николаевне), погрузил узлы с вещами, посадил её, детей и повёз их куда-то в сторону вокзала. Вскоре телегу догнал и Яков.
Евграфовну не очень удивил такой поспешный отъезд постояльцев. Почему-то большинство жильцов, рекомендованных ей Щукиным, уезжали именно таким скоропалительным способом. После некоторых к ней наведывались полицейские: узнав, что жильцы съехали, злобно хлопали дверями и, ругаясь, уходили. В данном случае огорчало и беспокоило Евграфовну то, что жиличка, к которой она успела привязаться, была на сносях. Тяжело расставалась она и с детьми, за полтора года успела к ним привязаться и полюбить, особенно маленького Борьку, который уже бегал и даже кое-что лепетал. «Куда же они зимой-то? И сама, и детишек потащат… Бедные-бедные люди», – думала она.
Между тем Яков Матвеевич с семейством уже подъехал к двум одиноко стоявшим в тупике товарным вагонам, около которых прохаживался в шубе на лисьем меху и бобровой шапке молодой коммерсант. В стороне, запорошенный снегом, стоял легковой извозчик, который должен был отвезти барина в гостиницу.
«Что это вдруг важному барину понадобилось в такую погоду дожидаться какого-то оборванца, чтобы усадить его с семьёй в товарный вагон?» – удивлялся извозчик. Впрочем, может быть, извозчик думал что-нибудь и другое. Он был китайцем, а о чём думает китаец, никогда не догадаешься.