Конверт сделал своё дело. Через час вагоны прицепили к другому составу, правда, товарному, и они снова затряслись на стыках и стрелках.
Постоянная тряска, пережитые волнения подействовали на Анну Николаевну, она стала чувствовать себя всё хуже и хуже. Когда до станции Гродеково оставалось несколько десятков вёрст, она сказала мужу:
– Ты знаешь, Яша, я скоро рожу.
Он растерялся: как быть, кто может помочь здесь, в вагоне? Сам он не справится, да и ребятишки здесь, от них даже отгородиться нечем. Он вспомнил, что Щукин при прощании посоветовал ему при любом затруднении в Гродеково обратиться к багажному кассиру и попросить его помочь. Конечно, Щукин имел в виду другие затруднения, но Яков всё-таки решил воспользоваться помощью этого человека.
Лишь только поезд подошёл к станции Гродеково, Яков выскочил на перрон и помчался искать этого не известного ему человека. На объяснение о происходящем ему потребовалось не более пяти минут. Старик, а кассир был стариком, оказался очень понятливым. Немного подумав, он сказал:
– Вот что, молодой человек, забирайте своих детей и идите погуляйте на станции, да похлопочите у начальника, чтобы ваши вагоны хотя бы на сутки задержали здесь, поставив куда-нибудь в тупик. Всё остальное я сделаю без вас.
Узнав от Якова номера вагонов, он запер свою кладовую и быстро ушёл в направлении посёлка.
Зайдя к начальнику станции Гродеково, Яков на этот раз был уже осмотрительнее, он отозвал его в сторонку и, вручая ему конверт, попросил задержать сопровождаемые им вагоны на сутки. Тот удивился такой просьбе, но и здесь конверт сделал своё дело.
Уладив дело с начальником станции, Яков вернулся в свои вагоны. Состав, к которому они были прицеплены, стоял ещё на том же пути. Успокоив жену, он взял на руки Борю, позвал Люсю и, заявив, что им надо погулять, отправился в посёлок.
Перед этим он сказал, что вагоны переведут в тупик и что к Анне Николаевне придёт акушерка. Она чувствовала себя уже настолько плохо, что лежа на нарах, даже не обратила внимания на слова мужа.
К вечеру Яков с детьми после прогулки по посёлку, хорошего обеда в китайской харчевне и приобретения белья для маленького возвращался на станцию. С трудом разыскал он свои вагоны, стоявшие на одном из самых отдалённых тупиков. Там уже всё кончилось: спокойная, уставшая жена дремала на чистом белье, заботливо принесённом пришедшей к ней женщиной, а рядом с ней, завёрнутый в пелёнки и одеяльце, лежал новорождённый. Топилась печка, на ней грелся чайник, а на скамеечке сидела пожилая женщина, встретившая Якова поздравлением:
– Ну, поздравляю, папаша, Бог дал сына! Роды прошли благополучно, волноваться нечего. Следовало бы ей полежать где-нибудь в покое, ну да время такое, что не всем это удаётся. Денька два не давайте ей вставать, я думаю, все обойдётся.
Засунув руку в карман, Яков вытащил конверт и протянул его женщине, но та замахала руками и заявила, что никаких денег не возьмёт.
– Вам деньги теперь нужнее, а я это не из-за денег делала, а по своей обязанности…
На следующий день Алёшкины снова тронулись в путь и к вечеру уже находились в Никольск-Уссурийске, где их ждал Пётр Сергеевич, обеспокоенный задержкой.
Дальнейший путь на лодках и китайской шаланде произошёл без каких-либо приключений, и через шесть дней с начала своего путешествия семья Алёшкиных, успев увеличиться ещё на одного человека, благополучно перенеся речное и морское путешествие, прибыла на заимку брата.
Сам хозяин груза, руководивший его выгрузкой из вагонов и перегрузкой на шаланду, ехал на заимку сухопутным путём: поездом до Угольной и Шкотово, а далее на лошадях через Петровку, Речицу (их население составляли выходцы из Украины, Лифляндии и Эстляндии), затем через заимку, принадлежавшую Румянцевым, и, преодолев небольшой перевал, заросший мелким дубняком и орешником, спустившись в распадок, в котором росли огромные кедры, он наконец подъехал к своему дому.
По прямой заимка находилась от Владивостока не более чем в ста верстах, а по существующим дорогам расстояние увеличивалось вдвое. Морской транспорт, на котором плыла семья Алёшкина, был настолько несовершенен, что хозяин успел прибыть на заимку раньше их.
Выгрузку товара производили какие-то бородатые люди в ватниках и шапках, с нашитыми красными полосами. Лица их огрубели и обветрились. У многих из них на поясах находились подсумки и патронташи. Прислонённые к вековым кедрам, росшим почти на самом берегу бухты, винтовки, очевидно, тоже принадлежали им. Как успел заметить Яков, это были самые разнообразные винтовки: от американских маузеров и японских карабинов до старых русских берданок.
Впрочем, разглядывать всё это ему было некогда, нужно было спешить с разгрузкой своих вещей, детей и больной жены. Заметив затруднения прибывшего, к нему подошли два работника, которые помогли перенести Анну Николаевну на берег. Она присела около своих узлов, держа на руках младенца. Испуганные ребятишки прижались к ней.