– Да вон он и стоит у вокзала, только это скорый, у него все вагоны плацкартные, а наш, почтовый, только к утру обещают.
Пока Остап всё это говорил, его жена налила мальчику кружку кипятка, положила перед ним на разостланное рядно кусок сахара и два больших серых сухаря.
– Да ешь ты, ешь! – уж как бы сердясь, сказала она, заметив, что парнишка всё ещё не решается взять предложенную ему еду. – Мы же твоему другу обещали тебя охранять, что же он нам скажет, коли ты с голоду ещё тут, в Чите, помрёшь? – закончила она, приветливо улыбаясь.
Пробормотав слова благодарности и покраснев, Боря взял кружку, сухари и принялся за еду. Ему почему-то было стыдно: как-никак это была первая в его жизни милостыня, полученная им от совсем чужих людей.
Между тем Остап, укладываясь около сладко посапывавших сыновей, спросил:
– Сколько же у тебя было денег, что тебе так мало дали?
Борис назвал сумму. Тогда Остап снова спросил:
– А ты где менял-то?
– В Дальбанке.
– Вот жулики! – возмутился Остап. – И как это я не догадался сказать тебе, чтоб ты шёл менять в Госбанк? Там тебе дали бы больше – рубля полтора, наверно. Дальбанк – он наполовину частный: они очень большие проценты за обмен берут. Эх, жаль… Ну да теперь уж ничего не поделаешь. Ложись здесь с краю, да давай соснём.
Укладываясь около своей корзинки, положив голову на опустевший вещевой мешок, Боря подумал: «И чего он расстраивается, подумаешь, велика разница? Ну, вместо одного рубля 15 копеек получил бы копеек на 30 больше – всё равно меня бы это не спасло».
Однако очень скоро он горько пожалел, что у него этих лишних 30 копеек нет.
Ночь была тёплой, ясной, месячной. Бледный серп холодного спутника Земли равнодушно освещал группы там и сям прикорнувших на узлах, мешках и корзинках людей. Каждый из этих людей жил своей особенной жизнью. Каждый мечтал и, может быть, видел сны о чём-то своём, для него одного важном и значительном, но что было до этого равнодушному и холодному месяцу? Он светил на всех одинаково: и на тех, кто со страхом бежал от своего прошлого, и на тех, которые, как наш герой, безмятежно спали, направляясь к своему неведомому будущему.
Проснувшись от предутреннего холодка, Борис оглянулся, и окружавшая его картина напомнила ему виденное однажды рано утром на грязной площади в Темникове, когда вот также кучками, прямо на земле, спали заблаговременно приехавшие на ярмарку крестьяне. Разница была в том, что спящих тогда окружали телеги с привязанными к ним лошадьми и коровами, а здесь никаких животных, кроме изредка пробегавших и обнюхивавших спящих людей собак, не было.
Вскоре после того, как Борис проснулся, раздался звонок, объявлявший о подаче поезда. Все зашевелились. Минут через десять к перрону подошёл длинный состав, подталкиваемый сзади маленьким маневровым паровозом. Люди бросились к нему. Устремилась к вагонам и семья Замулы. Облюбовав себе один из вагонов, они постарались протиснуться поближе к ещё закрытым дверям. Благодаря недюжинной силе Остапа им это сделать удалось, и он сам, а следом за ним и жена его с обоими ребятами на руках, а за ними и Борис, нагруженный своей корзинкой и одним из мешков Замулы, оказались вплотную притиснутыми к стенке вагона, в нескольких шагах от лесенки, ведущей к двери тамбура.
Однако давка продолжалась недолго. Раздался первый звонок станционного колокола, и сторож громко крикнул:
– Почтовый поезд на Владивосток, начинается посадка!
Сейчас же после этого возгласа большая часть толпы, ворча и ругаясь, стала протискиваться обратно в палисадники, стараясь захватить там только что оставленные места. Оказывается, кто-то пустил слух, что этот поезд пойдёт на запад, а так как пассажиров, едущих в эту сторону и уже прошедших проверку, было много, то они и бросились к поданному составу.
Около вагона, где стояли Замула и Борис, толпа значительно поредела. Они свободно прошли внутрь и заняли все вместе целое купе.
А ещё через полчаса, после третьего звонка и традиционного свистка кондуктора, этот последний, как предполагал Борис, поезд в его теперешнем путешествии отправился в путь.
Устроившись на верхней полке вместе со своими вещами и одним из мешков Замулы, Боря чувствовал себя превосходно. Правда, уже опять начинало посасывать под ложечкой, но он не унывал. Он видел, что сухарей действительно много и голод им не грозит.
Остап, поглядывая в окно, затеял разговор:
– Ну, вот и сели, теперь уж без пересадки. Дней за семь доберёмся до Спасска, а там меньше суток и до Владивостока. Там-то тебя встретят?
Борис немного подумал и ответил:
– Наверно, встретят.
Он пока ещё не рассказывал своим новым знакомым, что едет совсем не во Владивосток, а в какое-то неведомое Шкотово, решил промолчать и сейчас.
Как и вчера, мальчик согласился на предложение Оксаны, жены Замулы, и позавтракал вместе с ними. На этот раз, кроме сухарей и кипятка, она всем дала ещё по большому куску настоящего малороссийского сала.