Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 1. Том 2

– Да, несладкое им досталось детство, ведь они конфеты-то первый раз в жизни видят, да ещё такие чудные. Последнее время у нас появились леденцы из патоки, но таких они ещё не видели.

Боря показал малышам, как следует обращаться с этим незнакомым лакомством. Правда, перемазались они в липкой сладости, но это никого не огорчило.

Взрослые оказали честь остальной принесённой мальчишкой еде. Действительно, такого вкусного белого хлеба Борис, кажется, ещё никогда не ел. Теперь он считал себя богачом и в течение следующих дней путешествия, несмотря на уговоры Оксаны, почти на каждой станции покупал что-нибудь из еды. Хотя такого изобилия и такой дешевизны, как в Бочкарёво, им больше не попадалось, но всё же продуктов на каждой станции продавалось много.

Благодаря этой довольно безрассудной жизни у Бориса при подъезде к Хабаровску оставалось около рубля, но уже на этот раз мелким серебром. За время этого пути они с Остапом через проводника и попутчиков наконец-таки усвоили систему расчётов, существовавшую в это время на Дальнем Востоке. В мае 1923 года она была такова (мы приводим точную дату потому, что впоследствии эта система не раз изменялась).

Основной расчётной единицей считался рубль золотом; серебряный рубль старой царской чеканки стоил 90 копеек золотом, полтинник – 45 копеек. Всех же остальных серебряных денег – 10, 15, 20 и 25 копеек нужно было заплатить за золотой рубль (которого, кстати сказать, в самом-то деле и не было) – 3 рубля 15 копеек. Кроме этих монет ходили японские бумажные деньги – иены. Одна иена стоила 80 копеек золотом и, следовательно, мелким серебром за неё нужно было заплатить 2 рубля 60 копеек. Медные мелкие деньги, так же, как и серебряные, японские и китайские, с дырочками посередине, стоили на мелкое царское серебро примерно в два раза дороже своей стоимости: за 5 сен нужно было отдать серебряный гривенник.

Все эти подробности Борис узнал и запомнил значительно позднее, после того, как прожил на Дальнем Востоке около полугода, а пока же они с Остапом усвоили только, что все японские и крупные царские серебряные деньги при переводе на мелкое серебро стоили гораздо дороже того, что на них было написано. Поняли они также и то, что население, стремясь упростить себе расчёты, в мелочной торговле расплачивалось мелким серебром, в соответствии с чем назначались, как правило, и цены.

Глава седьмая

Вёрст за десять до Хабаровска поезд остановился перед широкой большой рекой, по ней ходили пароходы. Эта река напомнила Боре Волгу, семью дяди Мити, оставленных в Кинешме друзей, и ему стало грустно. Что-то его ждёт впереди? Да и где это впереди? Пока ещё никто не мог ничего объяснить Боре про Шкотово. Нашлись даже такие, которые говорили, что он, наверно, перепутал название станции, что есть, мол, станция Шмаковская, которую они уже проехали и на которой ему, наверно, и надо было слезть. Перечитав ещё раз бумагу, присланную отцом, Борис убедился, что там написано ясно – ст. Шкотово, да и проводник уверял, что такая станция есть, и что, как только они переправятся через Амур, так называлась эта огромная река, новый проводник про эту станцию расскажет.

В ожидании переправы поезд стоял на маленькой станции, так и называвшейся – Амур. Около полутора лет тому назад, во время отступления, японские интервенты и белогвардейцы взорвали мост через Амур. Мост этот был самым большим не только на Дальнем Востоке, но и во всей России. Партизаны пытались сохранить его, но сделать этого так и не удалось. Люди, которым было не дорого ничто русское, взорвали два центральных пролёта этого удивительного и прекрасного моста. Пролёты грудой исковерканных балок, уткнувшись концами в дно реки, торчали посередине её, как какие-то две причудливые башни, вокруг которых бурлили воды быстрой и мощной реки.

Очевидно, что мост уже собирались восстанавливать: у обрушенных пролётов стояли баржи с материалами и людьми. Но дело это было трудное, а при тогдашних технических возможностях и очень кропотливое. Пока же переправа через Амур производилась при помощи флота. До недавнего времени все пассажиры высаживались из поезда и переправлялись на пароходе и баржах на другую сторону, также перегружались и грузы. На противоположном берегу стоял наготове новый состав. Такая перегрузка занимала иногда двое суток и если создавала неудобства для пассажиров, то для перегрузки товаров, а в них Дальний Восток нуждался, иногда бывала просто гибельной.