Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 1. Том 2

Мы расстались с ним в начале 1919 года. Собственно, больших изменений непосредственно в семье самого дяди Мити не произошло. Он продолжал также усердно и самоотверженно работать в уездном здравотделе, возглавляя всю санитарно-эпидемическую службу уезда. По-прежнему сохранил свою непримиримость ко всякого рода санитарным нарушениям, а так как санэпидправила, постепенно вырабатывавшиеся советской властью, значительно углубились и конкретизировались, а требования по их выполнению строго контролировались соответствующими органами власти, то и деятельность санврача Пигуты заметно расширилась, а главное, стала эффективнее и продуктивнее.

Это радовало, воодушевляло его, и он, отдаваясь любимому делу с ещё большим самозабвением, не обращал внимания на то, что материальное положение его семьи непрерывно ухудшается.

Заработная плата его, или, как её тогда всё ещё продолжали называть, жалование, хотя и измерялось цифрами с тремя, а затем с четырьмя и даже пятью нулями, фактически по своей реальности было так мало, что его, как говорила Анна Николаевна – его жена, хватало на один-два дня жизни. Врачебной практикой он не занимался, и хотя и начал писать какую-то научную работу по своим санитарным делам, но она пока ничего не давала, а требовала только новых расходов на бумагу и чернила. Единственное, что он получал от этой работы, это то, что для проверки своих предположений о ходе бактериального преобразования житейского мусора в полезный гумус, пригодный для удобрения, ему приходилось ставить опыты. Их можно было производить на каком-нибудь поле или огороде. Поля он не имел, а огородик, к большой радости жены, сумел организовать. Выпросив у хозяина дома клочок земли десятка три квадратных метра, находившийся за сараем во дворе, заросший бурьяном, лопухами и крапивой, Дмитрий Болеславович принялся тщательно возделывать его, чтобы попробовать действие своего изобретения. Пока об этом он никому ничего не говорил, ведь и гумуса-то у него пока ещё не было: он должен был образоваться, по его теории, не так уж быстро. Но с тех пор после работы он почти всё своё свободное время отдавал этому огородику и даже без удобрения в конце лета 1919 года снял крошечный урожай огурцов, моркови, свёклы и капусты.

С этого времени, производя посадки овощей ежегодно, он втянулся, и не только стремление поставить опыт, но и сам процесс огородничества стал его привлекать. Он полюбил и научился ухаживать за землёй, а вскоре применение его нового удобрения дало о себе знать: на его клочке земли урожай был больше, овощи крупнее, здоровее и поспевали раньше, чем на близлежащих огородах. Именно это побудило его к попытке вырастить в Кинешме помидоры. До сих пор их привозили с низовьев Поволжья, а во время Гражданской войны, когда юг России был отрезан от северных губерний, помидоров в Кинешме не было совсем.

Понятно, что урожаи с этого клочка земли семью Пигуты прокормить не могли, и положение её было бы катастрофическим, если бы время от времени не помогал отец, да и работа Анны Николаевны в госпитале, получавшей большой военный паек. Кроме того, к концу 1920 года они приобрели сперва одну, а потом и две козы, дававшие достаточно молока, хотя бы для Кости. Всё это хозяйство создавалось далеко не сразу, а в течение периода с 1919 по 1921 год, и к приезду Бориса Алёшкина только ещё становилось на ноги.

Рассказывая о жизни Дмитрия Болеславовича Пигуты, совершенно необходимо остановиться на жизни ещё одного очень близкого Борису человека – его родного деда Болеслава Павловича Пигуты.

В 1919 году он всё ещё продолжал работать в своей амбулатории во флигеле рябковского имения, который сохранился после пожара 1917 г. и в котором он сумел организовать крошечную земскую больницу.

Трудно пришлось старому врачу вступать в новую жизнь, сопряжённую с большим количеством иногда совершенно непонятных ему новшеств, выбивавших его из привычного ритма и не только нарушавших правильность ведения им дел, но и серьёзно отражавшихся на его здоровье.

Продолжая держать связь с сыном как письменную, так и личную, он часто обращался к нему с просьбами о разъяснении непонятных для него вопросов. В период становления органов здравоохранения при новой советской власти, преобразования и развития сети новых лечебных учреждений, укомплектования их персоналом и тому подобное происходило много всякого рода неурядиц и непорядков.

В большинстве своём они являлись не следствием сознательного стремления исказить те или иные декреты и постановления власти, а результатом неумения и неопытности новых руководителей, выдвигаемых иногда на посты, о функциях которых они имели весьма слабое представление.

Все эти руководители или, во всяком случае, большинство из них к представителям старой интеллигенции относилось недоверчиво, а иногда и прямо враждебно. Эти знаки недоверия и пренебрежения больно ранили самолюбие старого врача, привыкшего на своём участке чувствовать себя хозяином положения.