Когда по новой структуре врачебных волостных участков на должность заведующего назначили не врача, а коммуниста из бывших немецких военнопленных, имевшего смутное представление о медицине, некоего товарища Блюмберга, который к тому же оказался не очень умным человеком и не знающим местных условий, а Болеслава Павловича оставили на этом же участке лечащим врачом, конечно, был неизбежен конфликт, который очень скоро и разразился.
Вот что пишет Болеслав Павлович своему сыну, служившему уже в это время в Кинешемском уездном отделе здравоохранения:
«Дорогой мой. Здоровье мое расшаталось благодаря всем неприятностям с В. Н., но всё это пустяки в сравнении с теми неудобствами, которым подвергаюсь с прибытием двух новых личностей в нашу больницу, то есть Блюмберга и его жены. Что это за личность, эта Софья Михайловна, и действительно ли она сестра милосердия, я не знаю, потому что документов её я не видел. Она сейчас уехала в Иваново без моего разрешения по своим личным делам. Одним словом, они забрали всё в свои руки и ставят меня в очень неловкое положение. Я положительно не могу даже уехать по делам службы. Блюмберг даёт мне лошадь, когда ему вздумается, а не когда мне нужно, может быть, он имеет такие полномочия, но я этого не знаю. Кроме того, нам сейчас сестра милосердия для рябковской больницы не нужна, а когда будет нужна, то не такая, которая бы возмущала служащих при больнице. Из всех действий самого заведующего видно, что он тоже не подходит к этой должности, думаю, что В. Н. тебе лучше расскажет о его действиях, и было бы очень желательно, чтобы их обоих не было у нас, нам в данное время нужна только экономка, которая бы заведовала кладовой.
Ну, будет об них. Впрочем, вот ещё что: заведующий поехал в Кинешму, чтобы набрать там народу для больницы, то есть прогнать самолично здесь служащих, в том числе фельдшера и меня, а мне думается, не лучше ли было бы назначить его для санатория в Соколово, там есть где развернуться, не то что на нашем маленьком углу, там ему и его жене было бы что делать, а мы бы взяли А. П. Смирнову, о которой был запрос из здравотдела.
В. Н. стал совсем другим, со слезами на глазах просил у меня прощения.
Я с нетерпением жду, когда ты приедешь ко мне с Костей, хотя и не будет у меня, чем кормить Вас так, как мне желательно, но думаю, что будете не взыскательны, но как вы приедете, ведь заведующий лошадей не даёт, это ужасный нахал.
Ты, конечно, знаешь, что Александра Петровна умерла, она приехала из Кинешмы больная воспалением правого лёгкого, которое потом перешло на левое лёгкое и убило её, а ведь она собиралась ехать в Омск к сыну и в день смерти получила письмо из Батуми от Жени, которая тоже, вероятно, звала её к себе.
Посылаю тебе охотничий билет для обмена. Пожалуйста, похлопочи о моей прибавке жалованья в финансовом отделе, я вижу, что там что-то неправильно уплачивают.
Постарайся добыть лекарств и прислать с В. Н., лечить буквально нечем, а больных является много. Твой Б. Пигута».
Это письмо автором его не было датировано, но, судя по событиям, его можно отнести к началу 1919 года. Некоторые сокращения, производимые Болеславом Павловичем, требуют пояснения. Так, В. Н. – инициалы Владимира Николаевича Грязнова, фельдшера, работавшего последние годы в Рябково. Это был толковый медик, имевший, однако, серьёзный недостаток: он страдал длительными запоями. Анна Павловна Смирнова, фигурирующая в письме, – фельдшер, приехавшая в Рябково с начала войны. Александра Петровна – соседка, владелица крошечного поместья, находившегося рядом с Рябково.
Конфликты с Блюмбергом достигли наибольшей остроты, и уездный отдел здравоохранения вынужден был вмешаться: Блюмберга отозвали, но присланный вместо него Матюнин, видимо, оказался не лучше, потому что с первых же дней своего пребывания поставил себя по отношению к старому врачу так, что вызвал у него гнев, который он и не замедлил выразить в письме к сыну:
«Вот, что я скажу тебе, мой дорогой. Сюда явился некто Матюнин как заведующий участком, но он, не вступивши ещё в должность, не приняв ещё ничего в своё ведение, приказал не подавать мне лошади и устроил скандал, то есть пошумел очень даже в моей квартире, а ехать я должен был в Богоявление и на Поляну, конечно, по делам службы.
Ехать нужно было, необходимо, тем более что там, на Поляне, фельдшер неопытный, а, между прочим, были уже случаи холеры, я и выбрал праздничный день потому, что в будни лошади работают в огороде.
Вчера, то есть в субботу, по телефону просили приехать на Поляну, и в субботу же я распорядился, чтобы лошадь была подана в 9 часов утра, и лошадь уже была запряжена, но этот Матюнин приказал её распрячь.
Я послал в Совет за кем-нибудь из членов для составления протокола, который я пришлю в здравотдел, но я не буду подписывать акта о вступлении Матюнина в должность, пока не получу ответа из здравотдела. Как тут быть?.. Твой Б. Пигута.
Я очень взволнован и пишу дрожащей рукой. Целую тебя, Костю и Нюту».