Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 1. Том 2

Вскоре приступ повторился, хотя и слабее первого; затем эти приступы участились, но происходили кратко, больной к ним привык и перестал придавать им значение. Он по-прежнему работал в больнице и амбулатории, имея нагрузку до 12-14 часов в день. Также продолжал ездить на вызовы в ближайшие деревни и сёла, воевать с различными начальниками, добиваясь для своей больницы всего необходимого. И, пожалуй, никто, кроме его жены, не замечал начала его заболевания.

Как-то в конце октября 1919 года приступ произошёл ночью. На этот раз боли захватили обе ноги и не прекращались почти всю ночь. Утром Зинаида Михайловна без ведома мужа сообщила об этом по телефону Дмитрию Болеславовичу, и тот в этот же день привёз из Кинешмы одного из городских врачей, хорошо знавшего обоих Пигута.

Осмотрев Болеслава Павловича, врач решил, что это простудная ишиалгия (мед. Боль, связанная с седалищным нервом – прим. ред.), и назначил салициловые препараты внутрь и тёплые ванны. Сам больной, по опыту лечения правой ноги, кроме того, решил применить и массаж мышц. Почти в течение года эти мероприятия временами приносили облегчение, боли не появлялись по нескольку недель, а затем внезапно возникали. Кроме того, «в результате массажа», как писал в своём письме сыну Болеслав Павлович, на коже икры левой ноги и на стопе стали появляться ссадины, язвочки, не заживавшие от применения мазевых повязок.

Само собой разумеется, что всё это время старый врач ни на один день не прекращал своей трудной работы на врачебном участке и, несмотря на всё учащающиеся болевые приступы, незаживающие язвы на левой ноге, на отёки, образовавшиеся на стопах, продолжал аккуратно совершать обходы в палатах своей маленькой больнички, вести многочисленный амбулаторный приём. Только, да и то, пожалуй, больше по настоянию жены, чем по собственному побуждению, стал реже выезжать к больным на дом, посылая вместо себя фельдшера.

А Зинаида Михайловна, человек от медицины очень далёкий, всё-таки начала понимать, что болезнь её мужа гораздо серьёзнее, чем предполагали видевшие его врачи.

После первого посещения Болеслава Павловича врачом из города Кинешмы его несколько раз осматривали врачи, привозимые сыном из Костромы и Судиславля, но и они ничего серьёзного не нашли и по существу никакого лечения не назначили.

К ноябрю 1920 года ссадины и язвочки, появившиеся на обеих ногах, стали причинять больному такое беспокойство, а изменение кожи, клетчатки и мышц приобрело такой характер, что сам Болеслав Павлович, хоть он и не хотел этого, вынужден был поставить себе диагноз: гангрена. Считая, как, впрочем, и все врачи того времени, что единственным радикальным лечением этого заболевания является скорейшая операция – отнятие ноги или, во всяком случае, иссечение поражённых мышц, он не стал беспокоить жену, а сам позвонил сыну, сказал ему о предполагаемом диагнозе, и когда тот усомнился в правильности, то не выдержал и, сердито буркнув:

– Приезжай, сам увидишь, – бросил трубку.

Совершенно случайно нам попали в руки записки Дмитрия Болеславовича Пигуты о своей поездке и о дальнейшем лечении его отца. Я позволю себе привести некоторые выдержки из них:

«…приехав к Болеславу Павловичу 10 ноября 1920 года, я застал такую картину болезни: на тыле левой стопы, на самом подъёме была рана величиной больше ногтя большого пальца, продолговатая, покрытая чёрным струпом, с нешироким воспалительным пояском вокруг. На средней трети голени снаружи была другая такая же язва, кожа вокруг них тёмно-багрового цвета, отёчная. Все язвы причиняли больному сильную боль…»;

«… я нашёл Болеслава Павловича похудевшим, что он объяснил плохим сном и болями. Температура субфебрильная. Он всё время продолжал работать, ведя амбулаторные приёмы сидя. До моего приезда язвочки смазывались йодом, а затем на них накладывались влажные карболовые повязки…»;

«… по возвращении из Рябково я вновь консультировался с доктором Буткевичем, который натолкнул меня на мысль о возможности сахарного диабета. При повторной поездке я произвёл исследование мочи, но сахара в ней не обнаружилось»;

«… предположений о возможности гангрены пока ни у кого из консультантов не возникало…»;

«… решено делать компрессы из соды. Болеслав Павлович стал лежать на постели по нескольку часов в день, но от посещения амбулатории отказаться не хотел. У фельдшера, делавшего ему перевязку, так же, как и у меня на пальце, медленно подживали язвы после фурункулов, и нам нетрудно было укрепиться в общем заблуждении об аналогичном характере ран и у Болеслава Павловича. Тем более что Буткевич делал несколько докладов, объяснявших, почему у населения в последние годы стали плохо заживать гнойные раны и язвы. Он объяснял это плохим питанием и психическими потрясениями. Сам больной был уверен в правильности своего диагноза и не раз повторял фельдшеру, перевязывавшему его, что у него гангрена и что ногу нужно отнимать. Однако наши успокаивающие слова несколько приободрили его, он и сам замечал, что у наблюдавшихся им больных раны заживают плохо»;