Всю неделю мальчик ходил в приподнятом настроении. Ведь он поедет на лошади! Уж он покажет дяде Мите, какой он ловкий кучер! А потом, они побывают в Рябково… Боря смутно представлял себе Рябково, в котором в раннем детстве он однажды был. Ему вспоминался старый большой дом, со множеством комнат, со старинной мебелью, с большой верандой, на которой он вместе с дедом и мамой пил чай с мёдом… Как давно это было! Вспомнился дед, довольно строгий и какой-то непонятный. Впрочем, Борис знал, что дедушка недавно умер, что ещё раньше, несколько лет тому назад, дом сгорел, но его это как-то не печалило. Всё это было от него далеко. Наконец, пришла долгожданная суббота. Дядя Митя с работы пришёл раньше обычного. Он переоделся в толстую зелёную куртку со множеством карманов и такие же толстые штаны. На ноги надел длинные охотничьи сапоги, а на голову – какую-то очень древнюю шляпу. В довершение всего он перепоясался широким патронташем, осмотрел и поставил в углу прихожей своё охотничье ружьё.
Для Бори разыскали старые дядины сапоги, пришедшиеся ему почти впору (для своих четырнадцати лет он имел очень большие ноги). Оделся он в старую гимназическую шинель, которая больше походила на куртку. Только сборы окончились, как послышался стук подъехавшей телеги и зазвонил звонок. Боря сбежал вниз, открыл дверь и увидел телегу, на которой лежало несколько охапок сена. В телегу была запряжена сытая серая лошадка. У дверей стоял бородатый мужчина в старой солдатской шинели и картузе с поломанным козырьком.
– Здесь доктор Пигута живёт?
– Здесь, здесь! – радостно крикнул Боря и, оставив открытой дверь, как угорелый, кинулся вверх по лестнице, радостно крича:
– Дядя Митя, дядя Митя, лошадь пришла!
– Ну что ты кричишь, как сумасшедший, – недовольно заметил дядя Митя, взял ружьё и начал спускаться по лестнице. – Возьми на кухне мешки, да предупреди Настю, что мы уезжаем.
Боря мигом слетал на кухню, взял приготовленные большие, как их называли, крапивные мешки и, крикнув Насте:
– Мы уезжаем! – выскочил в переднюю.
И тут он заметил понуро стоявшего в дверях столовой Костю. У мальчика был такой несчастный и в то же время покорный вид, что Боре стало его жалко. Когда Костя узнал о предполагавшейся поездке папы и Бори в Рябково, он настойчиво просился с ними, а когда убедился, что его желание неисполнимо, то, хотя и был огорчён, всё же принял эту поездку как нечто неизбежное и необходимое. Но сейчас, когда происходили эти весёлые сборы и когда про него, кажется, совсем забыли, он готов был расплакаться. Боря понял его. Он присел напротив мальчика на корточки, обнял его, поцеловал и сказал:
– Ты, брат, не горюй, подрастёшь, так мы с тобой вместе в Рябково за картошкой ездить будем, а сейчас пойди поиграй, да Настю слушайся, а я тебе из Рябково что-нибудь привезу, ладно?
Ласка тронула Костю, он улыбнулся, и хотя на глазах его продолжали блестеть слёзы, повеселел и попросил:
– Ты только поскорее приезжай, а то мне без тебя будет скучно…
Боря с шумом сбежал вниз по лестнице и через несколько секунд сидел в телеге. Возница, приведший лошадь, уже ушёл. Вожжи держал дядя Митя. Когда племянник взгромоздился на телегу, он отдал ему их и сказал:
– Ну, бери вожжи, правь. Посмотрю, какой ты кучер.
Гордо пошевелив вожжами, Боря, слегка причмокнув губами, прикрикнул:
– Но-о-о!
Лошадь, почувствовав по положению вожжей, что правит ею не новичок, мотнула на всякий случай головой и сразу с места взяла хорошей рысью. Телега быстро и мягко покатилась по Напольной улице, иногда подпрыгивая на прихваченных морозцем комьях земли. Эта улица, как, впрочем, и большинство кинешемских, в то время была немощёная.
Обычно при таких поездках работники здравотдела брали с собой и конюха, но Дмитрий Болеславович считал, что лишний человек уменьшит количество клади, а ему хотелось привезти овощей как можно больше. Не брать Борю он не хотел, да и не мог, а почему – мы узнаем дальше. Он условился, что конюх придёт за лошадью утром во вторник, и, дав ему вознаграждение и пообещав привезти мешок картошки и для него, отправил его домой.
Проехав Напольную улицу и спустившись через базарную площадь к перевозу, путники заняли очередь на паром. Пока дожидались парома, дядя Митя сбегал на базар и принёс несколько небольших кулёчков, которые уложил в рюкзак, заранее принесённый им с работы и спрятанный под Борину кровать, а сейчас заботливо уложенный в передок телеги. Мальчик подумал, что это гостинцы для рябковских знакомых, но ничего не сказал и не спросил. Он уже давно знал, что взрослых не всегда нужно расспрашивать.
Переправившись через Волгу на пароме – большой барже, которую тащил маленький буксирчик с высокой трубой, с каким-то хриплым визгливым гудком и оглушительно хлопающими по воде колесами, они покатили по просёлочной дороге, извивавшейся по самому берегу реки, а затем свернувшей в довольно густой лес.