Боря с удовольствием рассматривал окрестности, и дорога ему показалась совсем не длинной. Однако в Рябково они приехали, когда стемнело. Облаянные немногочисленными собаками, проехали через большое тёмное село. С керосином было трудно, и в большинстве селений люди ложились спать с заходом солнца. Наконец, они оказались у того места, где когда-то стояла усадьба Рябково и где от старого большого дома остался только полуразвалившийся фундамент, невдалеке от которого находились два флигеля, занятые больницей, амбулаторией и квартирой фельдшера Кузовкина, заведующего участком. После смерти Болеслава Павловича в это глухое место врача так и не прислали.
В квартире Кузовкина светилось одно из окон: видно, ещё не спали. Фельдшер давно знал Дмитрия Болеславовича и приезжих встретил радушно. Может быть, в некоторой степени его радушие вызывалось тем, что доктор Пигута был служащим уездного отдела здравоохранения и являлся в некотором роде начальством.
Он отвёл для ночлега гостям одну из пустовавших палат, в которой стояли две кровати, застланные сравнительно чистым бельём. Сторожу больницы приказал распрячь и покормить лошадь. Его жена вскипятила самовар, и все уселись ужинать. Дмитрий Болеславович угощал хозяев колбасой, а те потчевали гостей картошкой и солёными грибами.
За ужином приехавший расспросил хозяев о ценах на картофель, капусту и другие овощи. Он с удовлетворением узнал, что цены здесь чуть ли не втрое ниже кинешемских. Борис, часто бывавший на базаре в Кинешме, не удержался от вопроса, почему в селе Рябково так всё дёшево. Хозяева объяснили, что у многих крестьян нет лошадей, а другие боятся, как бы на базаре продукты не отобрала ЧК. Дядя Митя рассмеялся:
– Ну, эти времена давно прошли, теперь в городе можно и покупать, и продавать всё, что хочешь, так что продукты они не везут зря.
Затем он обратился к Кузовкину:
– Вот что, Сергей Сергеевич, мне очень хочется побродить по лесу с ружьишком, да и в Судиславль заглянуть, а Борю я хочу с собой взять. Пожалуйста, купите на базаре пудов пятнадцать картошки, пудов пять капусты, ну и моркови, и свёклы, и луку, понемногу, деньги я вам сейчас дам.
Переглянувшись с женой, Кузовкин ответил согласием: он сообразил, что под видом базарного он может продать кое-что и из своих запасов. Продавать же Дмитрию Болеславовичу открыто он считал неудобным. Однако всё же оговорился:
– Хорошо, я постараюсь всё купить, как следует, только вы уж на меня потом не обижайтесь.
– Ну-ну, не скромничайте. Я ваши коммерческие способности знаю, мне о них ещё папа говорил. Я уверен, что вы всё сделаете, как будет нужно, а мы завтра выйдем пораньше, а сейчас спать ляжем. Да вон племянник-то мой уж совсем носом клюёт…
А Боря действительно, разомлев после длинной дороги и сытной еды, почти совсем спал и, очевидно, большую часть разговора прослушал. По зову дяди он поднялся, поблагодарил хозяев и через несколько минут уже спал крепким сном.
Глава пятая
Мальчику показалось, что спал он всего несколько минут, когда дядя Митя уже толкал его за плечо и торопил вставать:
– Вставай, пойдём на охоту, – тормошил он его, – неужели ты не хочешь посмотреть, как красивы здешние места? Подымайся скорее!
Тот что-то неопределённо мычал, отбрыкивался, но когда понял, что от дяди Мити отделаться не удастся, сел и, протирая глаза, начал одеваться, кляня в душе охоту и охотников, которым не спится по ночам.
Через полчаса они направились через парк в лес по направлению к Волге. Дядя Митя нёс за плечами, кроме ружья, рюкзак, привезённый с собой из Кинешмы. Борис полагал, что в нём разные охотничьи припасы, и втайне удивлялся, зачем дядя Митя взял их так много. Отойдя от дома около версты, дядя Митя обернулся к Борису, довольно понуро шагавшему сзади, и спросил:
– Слушай, Боря, ты Славу и Нину помнишь?
– Ну конечно!
– А ты знаешь, что Слава умер? – немного помолчав, снова спросил Дмитрий Болеславович.
– Нет, мне ведь о них никто ничего не говорил. Они жили у своей бабушки. Бабуся им иногда наши вещи и книжки посылала. А потом, когда я жил у Стасевичей, о них совсем ничего не знал. А от чего он умер? – спросил довольно равнодушно Боря. Растеряв от смерти за сравнительно короткое время самых близких родных, он и к этой, может быть, самой трагической потере, отнёсся как-то безразлично. Он жалел Славу, но настоящего горя при известии о его смерти не испытал.
– Да Стасевичи и сами не знали о судьбе твоих брата и сестры, а дома я не хотел говорить о них, чтобы не раздражать Анну Николаевну, ну а вот теперь решил рассказать. Слава очень тяжело болел и умер два года тому назад, а твоя младшая сестрёнка Нина жива, она и сейчас живёт у своей бабушки в Костроме. Хочешь её навестить?
– Конечно, хочу! А когда мы поедем?